Безвидный свет. Введение в изучение восточносирийской христианской мистической традиции

²⁵ Выше, в той же самой беседе, Иоанн уже писал: «Она [душа] погружается в волны своей красоты и пребывает в оцепенении (tamhā) долгое время. И бывает, что она преображается от видения к видению и переходит в одночасье к приводящим в оцепенение (tmīhē) бесчисленным перемещениям (šunnāyē)» (Vat. syr. 124, f. 296а). [Беседа 6 согласно критическому изданию (Khayyat 2007, сир., p. 164, § 15; пер., p. 165).] Ср. с текстом Григория Нисского, приведенном в прим. 30.

²⁶ Vat. syr. 124, f. 298а. [Беседа 6 согласно критическому изданию (Khayyat 2007, сир., p. 172, § 22; пер., p. 173).]

²⁷ Vat. syr. 124, f. 320а; исправлено, как и Vat. syr. 125, f. 186с, по другим рукописям. [Беседа 11 согласно критическому изданию (Khayyat 2007, сир., p. 238, § 12; пер., p. 239).]

²⁸ Непрестанное преуспеяние в видении Бога, как кажется, не рассматривалось с такой ясностью другими восточносирийскими мистиками. Однако можно привести следующий прекрасный текст Сахдоны: «Когда ум (mad‘ā) получает под видом представлений (mhagḡā’īṯ) такой образ славы Непостижимого и вид лица его блистает светом, он желает получить еще большее [видение] Всевышнего и уже не ощущает того, что относится к нему, будучи поглощен желанием Того, Кто преславен. Ибо для любви нет пределов насыщения, но чем больше взор его ока погружается в свет, тем больше он становится прозрачным для встречи с неприступным светом, до такой степени, чтобы ты приблизился к пределу неведения и чрез это воспринял великое ведение Того, Кто [пребывает] неприступным в невидимости» (de Halleux 1960–1965, IV, p. 84, § 31). Заметим, что в этом отрывке, когда идет речь о ненасытимости в любви, говорится лишь о достижении неведения в связи с преуспеянием, которое, по-видимому, относится только к нашему нынешнему состоянию.

²⁹PG 44, col. 404B; Daniélou 1953a, p. 302.

³⁰ В другом месте (PG 44, col. 876BС; цитируется у Daniélou 1953a, p. 294) Григорий восклицает: «Ей [душе] представляется, что она едва только приступает к восхождению. […] В самом деле, для того, кто действительно поднялся, нужно будет подниматься непрестанно».

³¹PG 44, col. 941АС; Daniélou 1953a, p. 300.

³²PG 44, col. 1037ВС; Daniélou 1953a, p. 301.

³³ См. текст, приведенный в прим. 30.

³⁴ См. текст, приведенный в прим. 25.

³⁵PG 44, col. 777CD; Daniélou 1953a, p. 293, и т. д.

³⁶ Harvard syr. 42, f. 28b, col. 1.

³⁷Послание 46 (Beulay 1978, p. 454, § 2).

³⁸Послание 40 (Beulay 1978, p. 424, § 6). Насыщение для Иоанна Дальятского связано, как мы сказали, с оцепенением, которое исключает всякое движение, в частности всякое движение желания. Возможно, понятие Григория о постоянном движении желания (даже в исступлении: см. далее, с. 185–186) отошло на второй план в рассуждении Иоанна благодаря влиянию Евагрия и из-за подозрительного отношения последнего к «движению» (связанному в его метафизике с состоянием падения умов): для Евагрия «созерцание Святой Троицы» всегда есть «видение, равное самому себе» (см. Сотн. V, 63).

³⁹ 2 Кор. 3:18: «Мы же все открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу». Ср. у Иоанна Дальятского (Vat. syr. 124, f. 320a; текст цитировался выше, на с. 183–184): «И на каждой ступени, до коей они возвышаются в славе […]».

⁴⁰PG 46, col. 713BC; Daniélou 1953a, p. 267.

⁴¹ См. выше, с. 66–67.

⁴² См. выше, с. 31–32.

⁴³PG 44, col. 1248AB; Daniélou 1953a, p. 257. У Иоанна Дальятского непрестанное преуспеяние, о котором мы говорили, осуществляется внутри души; см., например, Послание 36 (Beulay 1978, p. 403–405, § 5).

⁴⁴ См. главу о жилище Слова у Daniélou 1953a, p. 252 и далее; и ниже наш параграф о символизме зеркала (с. 203–204).

⁴⁵PG 44, col. 977С; Daniélou 1953a, p. 307.

⁴⁶ См., например, PG 44, col. 828В; Daniélou 1953a, p. 254, и т. д.

⁴⁷Guillaumont 1953, col. 2287–2288, говорит, в связи с понятием «сердце» у псевдо-Макария, о «переносе на духовный план», – переносе, который он находит у него гораздо менее четко выраженным, чем в исихазме, где развита одновременно духовная и физиологическая концепция сердца. Мы уже видели (с. 110–111, прим. 54), что восточносирийские мистики в этом пункте близки к исихастскому течению. Сам Макарий, как кажется, по крайней мере однажды связывает вместе телесное сердце и сердце духовное: в Беседе 43:7 (греческий текст) он поясняет, что как зрачок ока может содержать в себе, несмотря на свою малость, все создания, так и сердце, будучи малым сосудом (речь идет, следовательно, о плотяном сердце), может, однако, заключать в себе всех ядовитых гадов или, напротив, Бога и ангелов.

⁴⁸Guillaumont 1950, p. 70–72.