БЕЗЫМЯННЫЙ ЗВЕРЬ

– Я принимаю вашу благодарность, – сказал он с равнодушной скукой, – у нас достаточно плетей, чтобы загнать взбесившееся стадо в стойло и загрузить его работой. Иди. Возьмешь вместо LU LU пять мастеров на выбор.

– Благодарим вас, господин. Вам мастера нужнее. Мы не нуждаемся ни в чем.

Она отринула подачку, направляясь к двери, с очаровательным пренебреженьем.

Он удивился. Ободранный до нитки, разутый и раздетый братец отказывается даже от набедренной повязки? Так не бывает. Здесь что-то крылось.

– Вернись!

Она вернулась.

– В E RI DU вашем, мне сказали, несчитанно работ и строек.

– Вы правы, господин.

– Так кто их завершит?

Богиня-акушерка пожала безмятежно плечиком. И усмехнулась:

– Стада LU LU. Но их конструкция – иная, в отличие от брака первородцев – тех, что у вас. Мы начали строительство Е DЕМА – питомника для новых слуг на новой генно-хирургической основе.

В нем закипала ярость.

– Мне привезли ваши отбросы?

– Вы сами подобрали их на нашей свалке, – напомнила смиренно Нинхурсаг.

Так вот зачем здесь акушерка! Схватить и расчленить на части, чтобы затем их разбросать в Е RI DU… и это вызовет войну на истребление. Но, даже истребив весь клан, АNTU ЕN КI он не отмоет руки от дерьма, что опрометчиво так сгреб в Е RI DU на виду у всех.

И отпустить ее так просто невозможно: весь обезьянник умников Энки, от подмастерьев до царя, осатанеет в ликованьи.

С бессильным бешенством он ощутил тиски капкана, который сам же и захлопнул.

– Вы строите Е DЕМ, где прорастут новейшие LU LU?

– Да, господин.

– У вас не хватит сил для скорости и блеска.

– Мы не спешим блестеть, мой SAR, поскольку рядом с вашим блеском спокойнее быть тусклым.

– Ты много говорила. Теперь молчи и слушай. Я вам даю всех мастеров, LU LU, рабов и подмастерий – но для работы здесь, в NIP PURе. А новое LU LU, что сотворите, должно быть копией меня, Энлиля, порождено из моей клетки.

Когда поднимется на ноги и пробежится по Е DЕМу мой первый маленький Энлиль, я отдаю вам всех черноголовых. А с ними – стражу, которая заставит их работать в Е RI DU на вас. Но вдвое расторопней.

Она стояла перед ним – сама трагедия, внутри которой корчил рожи фарс.

– Мой господин! Нам не нужны LU LU негодного помета, вы нас избавили от них…

– Я вас избавлю и от новых! – сказал он с наслажде ньем воскресая. – От тех, которые появятся не здесь, в NIP PURе.

– Май Сар! – взмолилась Нинхурсаг. – Я не могу принять решенье за Энки. Позвольте мне связаться с ним.

– Однажды, когда чресло было пусто, связалась ты с Энки без позволенья, – едко усмехнулся Сар, – лишь для того, чтобы позволил я связаться с ним вторично. Свяжись. И не забудь напомнить братцу, что ключ, который распахнет перед тобой ворота жизни – его согласие построить у меня Эдем.

Богиня развернулась. Закрыв лицо ладонями, сосредоточенно и страстно послала зонд-запрос к супругу:

– Ты слышал все?! Он сам полез к нам в клетку.

– Ты лицедейка-прима, лучшая на КI! Рыдай, облейся желчью из всех пор, терзай ногтями собственное тело… и согласись. Боготворю свою царевну-акушерку!

Она замедлила удары сердца. Сосудистые спазмы почти остановили кровь. Лицо белело, и немели руки.

Набрякшее каленой тишиной предтронье пронзило ненавистным воплем:

– Проклятый хищник! Ты рвешь согласие из нас когтями, с кровью…

И хрупкая, точеная фигурка, надломившись, ударилась о мрамор пола. Застыла, разметав по блесткой черноте пушистый ворох пепельных волос.

***

Энки пережидал всплеск боли, прорвавшийся извне от Нинхурсаг. Боль становилась глуше, рассасывалась, исчезала.

Переведя дыханье, он двинулся к помосту, неся в руках кувшин с продолговатым горлом. На толстом фиолетовом стекле стояла клетка. В плетеном из веревок кубе нетерпеливо цокала когтями и дергала чешуистым хвостом рептилия: Хам-мельо.

По гладко-слизистой, с пупырышками коже струилось разноцветье волн, тускнея на хвосте. Рубиновым свеченьем глаз она впилась в кувшин. Из жаркой глотки длинной липкой трубкой высскальзывал и прятался язык.

Энки притиснул бок кувшина к веревочным квадратам клетки. Увидел: розоватый шланг, стрельнув из горла твари, вонзился в узкое кувшина горло и влип на дне в разжиженное месиво мясной подкормки, которая тотчас толчками потекла в его желудок.

Глазной пожар рептилии все разгорался. Ее свирепый гипнотический нахлест давил на мозг кормильца, глушил сопротивленье воли, усыплял.

Энки держал кувшин, дивясь гипнонапору гада. Глаза слипались, опутывала вкрадчивая дрема.

…Придя в себя, увидел: расплющив вздутую брюшину по клеточному дну и положив на лапы морду, за ним следила серая тварюга, на коже загасившая расцветку, – ей, сытой, мимикрировать уж стало ни к чему. Два глаза растопыренно и вразнобой мерцали: один следил за богом и кормильцем, второй, вращаясь, обозревал лениво потолок. Из угольно-бездонного зрачка в Энки втекала равнодушная свирепость мезозоя.

Меж задних лап Хам-мельо подергивался возбужденно, готовый к спариванью перечный стрючок, – тварь воспаляла сытость.

Гад, вопрошая бога, хрюкнул недовольно: насытить ты насытил, а где же самка?