Беззвёздный и святая (СИ)

В голосе — не просьба, не мольба к умирающей. Не то, что можно услышать на поле боя; в голосе нет слёз — один обнажённый во всей сути приказ. Так велят стоять до последнего, звезду с неба сорвать и разверзнуть землю.

«Не засыпай», — велит голос. И Алине хочется расхохотаться этой властности, но в горле дерёт. Дым вливается в лёгкие удушливой, гадкой волной.

Она всё своё тело ощущает с каким-то опозданием: тяжестью пудовой, корками на губах и сжатыми кулаками, что судорогой пальцы сводит. Словно Алина свой свет призывала — сокрушением и гневом небесным. Но не успела.

Она не успела.

Мощь трепыхается где-то внутри пойманным зверем. Сдирает с шеи ошейник.

Ей вдруг становится необходимо коснуться своего.

Алина с трудом подавляет стон. Но он бы потонул в треске пламени, в эхе чьих-то криков и неясном ей рёве. Или её воспалённому сознанию это мерещится?

Она заставляет себя открыть глаза.

Дарклинг — ну а кто ещё смог бы так нахальски приказать хоть самой смерти катиться к волькрам? — склоняется над ней. Его запах, неперебиваемый даже здесь, дарует мнимое облегчение, как и лёгкие прикосновения к лицу и волосам. Алина вдруг чувствует себя ужасно поломанной.

Взгляд цепляется за его лицо фрагментами, словно откусывая. Глаза аспидные, что ни разглядеть кварцевого моря; пламя, пляшущее за его спиной, такое далёкое и безобидное для них, делает их ещё чернее.

Алина прикипает глазами к царапине на его щеке. К бурым пятнам на другой. Его? Не его?

Она сглатывает снова, понимая, что Дарклинг сидит прямиком на бетоне, а она — на его коленях.

Память накатывает теми же волнами, провонявшими гарью, жестокостью.

Алина вспоминает, как сбежала, ослушавшись, поддавшись эмоциям, порыву и собственной горячке, которую не мог разделить предначертанный ей мрак.

Алина вспоминает шуханскую лабораторию.

Алина вспоминает гришей. Измученных, изувеченных, молящих лишь об одном избавлении.

Алина помнит, как чьи-то маленькие пальцы впивались в решётку.

— Дети? — хрипит она, тянется рукой, чтобы уцепиться за воротник кафтана. За что угодно.

Дарклинг берёт её руку в свою, прижимается губами к костяшкам. Запоздало Алина видит, что его собственные — эти идеальные запястья, вожделённые и сотворённые силой вовсе не земной — в копоти и засохшей крови.

Ей дурнеет. Тошнота подступает к горлу, но вовсе не тем отвращением, какое должно было развернуться змеиными кольцами в её груди.

— Мы вытащили, кого успели, — Дарклинг касается её волос.

Дарклинг держит её, как проклятое им же сокровище.

— Я думала, ты не придёшь, — Алина шепчет, не чувствуя, как из уголков глаз стекают первые слёзы. Боли и отчаяния за тех, кого спасти не успели. Кто умер в этих клетках, среди истинных чудовищ.

Её зовут падшей святой.

Его — равкианским монстром. Фьерданцы слагают о них страшилки, пугают детей и сами боятся, прячась за спинами своих личных монстров. Златоголовых, голубоглазых инквизиторов.

— Ты кричала, — Дарклинг прижимает её к себе. Голос его спокоен и полон умиротворения, как то море, которое не пылало в её сне. — Я ощутил твою ярость на половине пути сюда.

Алина смежает веки, дабы не показать ему своей уязвимости.

Он пошёл за ней.

И пусть позднее она услышит упрёк в его словах, словно обнажённое лезвие, вонзившееся под рёбра; пусть он скажет, что ей следовало прислушаться.

Что ей следует вообще его слышать, а не поступать наперекор.

Алина не хочет думать об этом. О жизнях, которые она не спасла. Которые не спас Дарклинг.

О жизнях, которые он отнял. Обледеневший в своём гневе, Алина знает, как он чудовищен в расправах. Никакого милосердия.

Дарклинг пошёл за ней.

— У тебя кровь на щеке, — Алина облизывает губы и более всего хочет спрятать лицо, ткнувшись в чужой кафтан, пропахший железом.

Её ладонь вздрагивает, когда Дарклинг прижимает её к своему лицу.

— Она не моя, — и целует основание её запястья, трётся носом. Ужасающе человечно для тех, кто видит одно только зло. — Всё закончилось, Алина. Мы поедем домой. Ты будешь в порядке.

Нет, она никогда не будет. Как и он сам, изломанный чужой жестокостью, чтобы взрастить свою на костях.

Они не будут в порядке, пока с их народом так поступают.

— Ты лжец, — она смеётся хрипло, лающе. Прижимается к нему, маленькая и изломанная. И хочет взмолиться, чтобы он забрал её прочь. Чтобы вынес из царствия смерти, пускай и не видит изувеченные трупы вокруг, упавшие словно какие-то замысловатые узоры в темнейшем из ритуалов.

Пускай она никогда не узнает, как Дарклинг был беспощаден; как ничегои разрывали шуханцев на части и их рык взрезал само небо над обваленной лабораторией.

Пускай не увидит кровавого шлейфа среди догорающих останков.

Алина слышит шум волн, когда Дарклинг поднимает её на руки. Тьма клубится вокруг. Море нарастает в её голове, подступает горящим, неистово пламенеющим приливом, но прячется, словно трусливый зверь, заслышав голос Дарклинга:

— И всё равно ты мне веришь.

========== xiv. чудо ==========

Комментарий к xiv. чудо

предупреждение: ф л а ф ф.

зимнее-ау в отдалённом будущем.

пост: https://vk.com/wall-137467035_2737