Библейские мотивы. Сюжеты Писания в классической музыке

Бывает, что повествование присутствует в музыке без сценического действия, как в оратории или кантате. Оно может обходиться и без звучащего слова – например, в программной инструментальной музыке. Но во всех этих случаях, догадываясь, что сюжет хотя бы подразумевается, слушатель хочет знать его; в какой-то мере это считается даже одной из гарантий «понимания» сочинения. Коммуникативные свойства музыки таковы, что она лишь отчасти «повествует». Структура музыкального сообщения так сложна и так насыщена самой разной информацией, что знание фабульного костяка (если он имеется) не обедняет, а разгружает восприятие. Именно поэтому музыка, возможно, лучший медиум для сюжета, который так или иначе известен большинству представителей западной цивилизации. Казалось бы, что нового можно узнать о нём, чему удивиться, от чего содрогнуться? Он многократно предсказан и предвосхищён, концовка его известна, «интригу» не стремятся соблюсти и сами евангелисты: «Итак, мы выступаем в Иерусалим. Сын Человеческий будет предан в руки первосвященников и книжников, они осудят Его на смерть и передадут язычникам. Будут над Ним измываться, оплёвывать Его и бичевать. Его убьют, но на третий день Он воскреснет»[696], – приводятся, например, у Марка слова Иисуса, сказанные перед Вербным воскресеньем.

Сюжет Страстей так же самоочевиден, как и предельность нашей собственной жизни, – финал её ни для кого не секрет. Но, как и неизбежность смерти, как физическая реальность личного умирания, он непостижим для разума, а значит, до конца будет тайной, отстоящей на несократимой дистанции: «Но [ученики] ничего не поняли, смысл сказанного остался от них скрыт, они не знали, о чём речь»{359}. Сюжет этот связан со страданием, для коммуникации которого, возможно, именно музыка в силах подобрать уместный код – ведь речь боли не связана со словами, она сводится к междометию, восклицанию или плачу. Вместе с тем мука в этом сюжете оборачивается свидетельством[697] триумфа; доказательством шанса на свободу. С упоением, с детским восторгом, в котором слышна торжествующая насмешка, говорит об этом апостол Павел: «Поглощена смерть победою. Смерть! Где твоё жало? Ад! Где твоя победа?»[698]{360}.

Количество музыкальной литературы, связанной со Страстями, необозримо. Её создание было продиктовано не только художественной и духовной потребностью композиторов, но и практикой пасхального богослужения, – а значит, накапливаться эта литература начала задолго до появления самих понятий «композитор» и «произведение», до складывания канона западной «классической» музыки как таковой. В большинстве своём эти работы связаны с голосом. В диапазоне от популярной позднесредневековой секвенции «Пасхальной жертве»[699] до баховских пассионов[700] они опираются на слово – евангельский текст или его поэтический пересказ. Однако именно принципиальная языковая невыразимость страдания даёт шанс для воплощения Страстей и в инструментальной музыке, где риторика и экспрессия зависят от интонаций, а не от слов. Тембр, звук в этом случае принимают на себя роль не только рассказчика о событиях, но и их субъекта[701]. Это не значит, что фортепиано или виолончель способны «изобразить» Христа. Скорее – что подобно тому, как «богодухновенное»[702] повествование записано людьми на человеческом языке, оно может быть переведено и на «язык» звуковой, тембрально-интонационный, а огромные его возможности могут послужить раскрытию смысла там, где поэзии приходится сложнее. Такие сочинения сравнительно редки: инструментальных «пассионов» в разы меньше, чем вокальных. В этой главе речь пойдёт про одну из таких работ. Это «Полиптих» – сюита для скрипки в сопровождении двух струнных оркестров, созданная в 1973 г. одним из ключевых европейских авторов XX в., писавших музыку на христианские темы, – швейцарцем Франком Мартеном.

Крупных, мирового масштаба композиторов родом из этой страны не так много. Тем удивительнее, что в одном поколении их родилось сразу двое: кроме Мартена это автор «Жанны д'Арк на костре» Артюр Онеггер[703]. Однако если Онеггер – швейцарец по крови – родился на территории Франции, учился в Парижской консерватории, в Париже сделал себе имя и карьеру, прожив там большую часть жизни, и полностью принадлежал миру французской культуры, то Мартен – специфически швейцарское явление. Его наследие велико и необычайно интересно; в музыкантской среде оно давно является предметом интеллектуального культа. Язык Мартена достаточно сложен, но в ландшафте музыки послевоенных десятилетий может показаться классическим и даже консервативным. Тем не менее в том, что касается репертуарности и узнаваемости, музыке Мартена как будто не везёт: прошло уже 40 лет с момента смерти композитора, но «классиком» он так пока и не стал. Удивительно своеобразные, выразительные, мощно воздействующие, его работы мало играют, редко слышат, и многим любителям музыки имя его ни о чём не говорит.