Bittersweet (СИ)

Каковы действия? Илайя не знал. Глядя на ситуацию со всех возможных сторон, нужного ответа он так и не обнаружил. Все варианты казались ему нелепыми. Ромуальд же никаких требований не выдвигал. Просьб с его стороны тоже не последовало. После случая в парке они не обменивались сообщениями, не переписывались в электронной почте, да и тет-а-тет не пересекались. У каждого были свои дела. Наверное.

Илайя мог поручиться исключительно за себя, но не за постороннего человека, о котором узнал за время общения поразительно малое количество информации. Они считались партнёрами по сцене, ими же и являлись, не переходя границ, установленных прежде. При таком раскладе жилось спокойнее и не приходилось нагружать мозги размышлениями относительно… Да множества факторов. Как сохранить отношения в секрете? Как избежать профессиональной конкуренции? Как не испортить всё, разругавшись в жизни? Если такое произойдёт, то на сцене изображать крепкую дружбу будет довольно проблематично, правда?

Правда, отвечал себе Илайя, сопровождая этот приговор тяжелым вздохом.

Вновь мысленно возвращался к происшествию в парке. К Ромуальду, пристально наблюдавшему за ним, а потом внезапно прошептавшего: «твою мать». Он засмеялся, опустил голову вниз, провёл ладонью по лицу, будто сам запутался и не до конца понимал, что происходит вокруг. Во что он вляпался по собственному желанию? И почему продолжает стоять здесь, держа в руках стакан с дешёвым кофе, вместо того, чтобы потягивать элитный напиток, приправленный коньяком, в более подходящей компании? Примерно так, наверное, стоило расшифровать невербальное послание, однако его слова и спонтанный жест противоречили нарисованной воображением картине. Странное извинение, едва различимый шёпот и стремление уткнуться в шею вместо того, чтобы произнести громко. Вряд ли он сомневался в правильности сказанных слов, иначе бы и речь о них заводить не стал. Вряд ли он в дальнейшем планировал от них отказаться.

Вряд ли Илайя вообще понимал, с каким человеком столкнулся на жизненном пути. Паспортные данные, внешность и общее представление у него имелось, но нечто большее, способное открываться исключительно при близком общении, оставалось для него интересной загадкой. Так или иначе, но Илайе приходилось признавать, что он заинтересовался личностью Ромуальда. Не с самого первого взгляда, когда умудрился нахамить ему без слов. Тогда-то как раз особого интереса не наблюдалось, только мысли о поверхностности данного человека проскальзывали. Налаживать общение он не планировал, да и сам понимал, что от него не разговора по душам ожидают. Тогда. Теперь… Несмотря на то, что временами в речи Ромуальда продолжали проскальзывать пошлые замечания, он постепенно открывался с иной стороны. Отдельные фразы, отдельные поступки.

Илайе не хотелось этого признавать, но в нём говорило любопытство. Не слабенькое, зародившееся исключительно на впечатлении, порождённом интересной внешностью партнёра по сцене, этакое поверхностное и проходящее так же стремительно, как зародилось. Ему действительно была интересна личность, в целом. Привычки, события, сформировавшие характер, отношения с Джулианом. Да, это тоже. Хотя, по ряду причин последняя тема из списка виделась спорной. Она могла многое наглядно продемонстрировать, а могла и заставить почувствовать себя лишним. От мыслей о потенциальном сближении на уровне притяжения любовного плана следовало отгородиться основательно, раз и навсегда.

В такие моменты Илайя чувствовал себя кем-то, вроде исследователя, решившего посвятить себя изучению чужой жизни. Зачем? Ради осуществления своей мечты о написании книги, основанной на реальных событиях. На самом деле, он не представлял себя в качестве писателя, но нарисовать себя с блокнотом в руках, делающим определённые пометки, получалось запросто. Очки на носу, пиджак горчичного цвета в чёрную клетку, задумчивый взгляд и море вопросов в мыслях. Тех самых вопросов, которые он планировал задать Ромуальду. Самого напарника Илайя представлял в качестве пациента на приёме у психолога, лежащим на кушетке. Или же, сидящего с кружкой дымящегося кофе в кресле-качалке.

«Расскажите о своей жизни, мистер Эган».

И Ромуальд начинал неспешное повествование, не перескакивая от одного события к другому. Он вёл рассказ продуманно, не теряя основной направленности рассказа, обрисовывал в мельчайших подробностях. И Илайя не находил это скучным, ему нравилась неторопливость и размеренность. Правда, в реальности у него не получалось найти подходящего вопроса для начала подобного познавательного рассказа-исповеди. Он продолжал верить, что их с Ромуальдом всегда будет разделять море невидимых километров, даже если они сидят на соседних стульях и по очереди отвечают на идентичные вопросы.

Наверняка их понятия счастья и уюта не совпадали между собой. Составляющие, близкие одному, казались чуждыми другому.

Это огорчало и вместе с тем будоражило воображение.