Bittersweet (СИ)

— Это подарок вам, ваше высочество, в честь вашего дня рожденья, я хотела сделать вам сюрприз. С праздником вас! — слегка улыбнувшись, произнесла она, и, подойдя ближе к ней, Рэйчел протянула куколку в надежде, что Виолетта не бросит её тот же час в огонь.

— И это называется подарком? Мусору место в огне! — процедила принцесса, скривившись и в тот же миг, бросив куколку в горящий огонь камина.

— Нет! — воскликнула Рэйчел, и, услышав это, Марта быстро подбежала к камину и достала оттуда куколку, которой чудесном образом удалось совсем не обгореть и не повредиться, а лишь испачкаться в саже и то немного.

Только сделав это, Марта протянула куклу в руку Рэйчел и последняя тихо, почти неслышно прошептала:

— Спасибо, — но Марта эти слова услышала, так как Рэйчел увидела её совсем мимолётную и почти незаметную улыбку на губах, подавшей ей знак, что всё было услышано. Тем временем Виолетта, облизав полностью миску от глазури и бросив безразличный взгляд на кухарку, поинтересовалась, почему её тор до сих пор не в печи.

— Здесь ещё нету кардамона, — на ходу придумав, выкрутилась Марта, забыв, насколько её высочество не любит эту пряность.

— Терпеть не могу кардамон! Я от него чихаю! Немедленно ставь торт в печь! — приказала она, бросив на Марту злобный взгляд, она не любила, когда её не слушаются, а повторять дважды она терпеть не могла. Услышав эти слова, Марта посмотрела на Рэйчел, но та отрицательно покачала головой и посмотрела на неё взглядом, умоляющим этого не делать.

— Ты что, уже совсем оглохла?! Немедленно выполняй мой приказ! — перешла на крик принцесса, а в её глазах блеснули недобрые огоньки ярости, не знаменующие совершенно ничего хорошего.

Марта пришлось повиноваться приказу и, взяв форму с тестом, поставить его запекаться в печи.

Забытое, прекрасное чувство — любовь

Д’хара. Комната Морганы. Утро.

Тем временем в Д’харе ночь сменилась утром. Сегодня солнце светило особенно ярко, одаривая своим теплом всё живое. Яркие лучи ловко пробрались в замок, осветив комнаты тех, кто жил в нём, чтобы порадовать каждого. Ветра не было, что нисколько не удивляло в такой ранний час.

В воздухе витал утончённый аромат цветов, которые, почувствовав тепло и свет, потянули головки к его источнику — солнцу, что обрамляло небосвод переливами золота. Заморские птицы, что летали по всему небу, распевали песни звонкими и мелодичными голосами. Казалось, что они спорят о своих птичьих проблемах, возбуждённо дрыгая хвостами.

Несмотря на то, что сегодня предстояла поездка в Тамаранг, настроение Морганы было вполне себе хорошим. Она тщательно подготовилась к предстоящей поездке и была готова выполнять любые поручения, что даст ей Магистр, но только если это будет в рамках разумного.

На душе царили покой и умиротворение, а от вчерашнего страха не осталось и следа. От воспоминаний о недавнем разговоре с Магистром губы расплылись в лёгкой, поистине искренней, улыбке.

«Обо мне ещё так никто никогда не заботился! Мне было страшно, что после всего сказанного он может на меня накричать или разозлиться, но, к счастью, он не сделал ничего такого. Магистр подобрал нужные слова и сумел успокоить меня.

Обычно от моих кошмаров отмахивались, словно это была обычная женская истерика. Однако Лорд Рал первый, кто воспринял их совершенно по-другому. Он провёл меня в покои и позвал лекаря. О, да, он вовсе не безжалостный тиран, каким его считают. Никогда бы не подумала, что могу испытывать такую признательность к мужчине», — думала Моргана, сидя у окна и расчёсывая свои чёрные, как смоль, волосы.

Сегодня они должны были отправиться в Тамаранг, и Моргана гнала страх прочь от себя, поскольку сознавала, что это чувство притупляет разум, а от ее внимательности и здравомыслия сейчас зависели не только ее собственная жизнь, но и жизнь Магистра.

Время, которое девушка провела подле него было самыми ценными страницами в ее жизни. И самыми счастливыми. Каждая черточка, каждое достоинство и недостаток Лорда теперь были дороги Моргане. И больше всего на свете она хотела это сохранить, не просто запечатлеть в сердце, но видеть каждый день своими глазами снова и снова.

И разум, и чувства твердили Моргане в голос, что она жива лишь из-за расположения к ней Магистра и из-за страха перед ним всех его подданных. Лишиться его милости — значило лишиться жизни.