Ближе, чем ты думаешь

За нее продолжил Джастин Херцог:

— Другими словами, человек, который изнасиловал Лилли Притчетт, недавно побывал в номере, где жил этот Ричард Кодури.

Глава 48

Мой новый дом был ровно восемь футов в ширину и десять футов в длину. Я так точно это знаю, поскольку у меня не было других занятий, кроме как измерять камеру с помощью одиннадцатидюймового листа бумаги вместо линейки.

Кроме тяжелой стальной двери, единственным отверстием в бетонных стенах было окно высотой восемнадцать дюймов. Я даже узнала, что такие окна делаются специально по указанию Верховного суда: все заключенные, находящиеся в одиночном заключении, должны иметь источник естественного света — отсутствие его считается жестоким и необычным наказанием.

Кстати сказать, стекло в моем окне было матовым, так что я не могла видеть, что происходит снаружи. Образно выражаясь, региональная тюрьма Мидл-Ривер показывала восемнадцатидюймовый средний палец и мне, и Верховному суду.

Было и два источника искусственного света. Один из них — люминесцентная лампа, утонувшая в потолке и защищенная металлической решеткой. Другим был кусок небьющегося стекла шириной в два фута и толщиной в два дюйма, вделанный в дверь и пропускавший свет из коридора.

Ни одним из них я не могла манипулировать по собственному желанию. Свет надо мной включался автоматически каждый день в шесть часов утра и горел до десяти часов вечера. Свет в коридоре не отключался никогда. Там было светло в любое время, отчего я спала спиной к двери, чтобы хоть как-то спрятать глаза.

Каждое утро в семь приносили завтрак. Обед был около полудня. Ужин наступал в пять тридцать.

Все так называемые блюда доставлялись через узкую щель в двери чуть ниже стекла. На моей стороне двери был небольшой выступ, где едва умещался лоток с едой, и его приходилось снимать оттуда крайне аккуратно, иначе еда оказывалась на полу. Кое-кто из заключенных дожидался, пока я не подойду к двери, чтобы взять поднос. Остальным, похоже, было наплевать.

Единственной, с позволения сказать, мебелью были кровать, раковина и унитаз. На кровати лежал трехдюймовый матрас, которому было не под силу скрыть от моей спины твердую поверхность нар. Из крана над раковиной текла только холодная вода. Унитаз представлял собой кусок кованой нержавеющей стали без сиденья и смыва. Экскременты либо соскальзывали в него, либо нет. Иногда, если они застревали, мне приходилось поливать их водой до тех пор, пока те не исчезнут.

Но, несмотря на всю эту мрачность, я продолжала пытаться делать хоть что-то, чтобы во мне не иссякло молоко. Я изо всех сил пыталась не думать о том, в какое ужасное место я попала, стараясь представить, как серо-голубые глазки Алекса неотрывно смотрят на меня.

На этот раз для того, чтобы молоко наконец полилось, потребовалась целая вечность. Когда оно пошло, я, как могла, прикрылась. Вряд ли это помогало: в углу торчала камера, и мне было прекрасно известно, что за мной наверняка наблюдали охранники — в большинстве своем мужчины. Пойди попробуй тут остаться незамеченной.

Но я упрямо продолжала свое занятие, повторяя себе, что Алекс был бы мне за это благодарен.

Помимо этого, я отжималась, приседала, — словом, делала все возможное в ограниченном пространстве маленькой камеры. Впрочем, я скорее заботилась о том, чтобы сохранить здравый смысл, нежели поддержать физическую форму.

Еще одним важным моментом было то, что один из охранников как-то по дороге на работу занес мне книгу из тюремной библиотеки.

Последняя в региональной тюрьме Мидл-Ривер состояла почти полностью из развлекательной литературы: романов и детективных историй. Одна книга мне так понравилась, что я перечитала ее несколько раз. Главным ее героем был следователь-журналист по имени Картер Росс, и как же я была ему благодарна за то, что он хотя бы на несколько часов позволил мне отвлечься от реальности.

В одно и то же время ежедневно — опять же, спасибо Верховному суду — я протягивала руки в то же отверстие, через которое подавали еду, и на мне защелкивали наручники. Потом вели к внешней клетке, втиснутой между двумя бетонными стенами. Там я уже не могла мерить расстояния с помощью своего листка. Поэтому только могла предполагать, что площадь этой клетушки составляла пятнадцать квадратных футов.

Каждые несколько дней, согласно не вполне понятному мне распорядку, эта клеть орошалась душем, который мне приходилось принимать под пристальным взглядом охранника.

Так и текла моя жизнь, день за днем. Идущие на поправку наркоманы любят толковать о том, как достигли самого дна, о том, как поняли, что ниже им уже не опуститься, о том, что нужно наконец обрести человеческий облик.

Странно, но я некоторым образом им завидовала. По крайней мере, они в конечном итоге нашли низшую точку своего падения. Но в карцере ведь сидели не они, а я.

Было похоже, что я каждый день, раз за разом, опускаюсь на самое дно жизни.

Глава 49

Самым любимым занятием Эми Кайе в юридической школе был практикум уголовного права — этот предмет она изучала на третьем курсе.