Блондинка

Его друзья. Его друзья с Манхэттена, интеллектуалы: писатели и драматурги, режиссеры, поэты, редакторы. Она чувствовала (хоть и знала, что это глупости!), что ребенку очень полезно побыть рядом с такими выдающимися людьми. Такое общество окажет на него благоприятное действие. Как торжественное повторение слов, выписанных из словарей (эти слова она намеревалась заучить наизусть). Как отрывки из Чехова, Достоевского, Дарвина, Фрейда. (В букинистической лавке на Галапагос-Коув – на самом деле то был чей-то пыльный и тесный подвальчик – ей удалось обнаружить дешевое издание Фрейда в бумажной обложке. «Недовольство культурой». Всего-то за пятьдесят центов! «О, просто чудо. Как раз то, что я искала».) Есть пища для тела, а есть – для ума. Духовная пища. Мать воспитала ее в любви к книгам и музыке, в окружении духовно развитых людей, пусть даже они были второстепенные работники Студии, люди небогатые, вроде тети Джесс и дяди Клайва. Но у ее ребенка не будет недостатка в духовной пище, уж она-то об этом позаботится. «Я вышла замуж за гениального человека. И мой ребенок – наследник этого гения. Он будет жить в двадцать первом веке. Он не будет помнить, что такое война».

К «Капитанскому дому» прилагалось два акра земли над океаном. Идеальное место для медового месяца. Она знала, что такому не бывать, но фантазировала, как Младенец родится в этом доме, на кровати с балдахином. С помощью акушерки? Будет больно, и будет кровь, но не больше, чем полагается при родах, и она, Норма, ни разу не вскрикнет. Ее преследовали тревожные воспоминания (она поделилась ими только с Карло, и он поверил ей и сказал, что да, он тоже такое помнит) о собственном рождении, когда мать кричала от боли. Воспоминания о физическом ужасе, об ощущении, словно два обезумевших питона сжимают друг друга в смертельных тисках. Ей хотелось избавить своего ребенка от таких воспоминаний, чтобы они не преследовали его до конца жизни.

Совсем скоро на уик-энд приедут гости! Норма Джин стала совсем домашней, и ей это очень нравилось. Она никогда не исполняла такой роли на экране, но рождена была именно для нее. Драматург уверял, что из нее получилась прекрасная хозяйка, не в пример его бывшей жене. Он с удивлением признавал, что впечатлен, и ей это нравилось. Взять в жены темпераментную актрису, белокурую секс-бомбу, звезду пинапа – огромный риск! Она всячески старалась доказать мужу, что он ничем не рискует, что домашние хлопоты доставляют ей истинное наслаждение, и он наконец это понял. Она знала, что друзья отводят его в сторонку и восклицают: «Да она просто прелесть, твоя Мэрилин! Очаровательная женщина! Кто бы мог ожидать…» Даже слышала, как некоторые удивлялись: «Надо же, Мэрилин умная. Начитанная. Мы с ней только что говорили о…» Некоторые уже знали, что называть ее следует не Мэрилин, а Нормой. «Норма на удивление начитанная женщина! Кстати говоря, она прочла мою последнюю книгу».

Она обожала друзей мужа. Правда, редко заговаривала с ними сама, ждала, когда к ней обратятся. Говорила тихо, скромно, словно не была уверена, как произносятся даже самые простые слова! Робела и запиналась, словно дебютантка на сцене.

Может, немного побаивалась, оттого и держалась напряженно. Младенец в животе держал ее мертвой хваткой. На сей раз ты ведь не причинишь мне вреда? Не поступишь так, как в прошлый раз?

Она вышла из дома и бродила по лужайке. Босая, в грязноватых парусиновых брюках и мужниной рубашке, завязанной под грудью, чтобы обнажить живот; соломенная шляпа с широкими опущенными полями тоже подвязана лентой, под подбородком. Опять это жуткое ощущение, что за ней наблюдают. Фотографируют сверху, со второго этажа «Капитанского дома». Из кабинета Драматурга, где у окна стоял письменный стол. Он меня любит. Очень любит! Да он умрет ради меня. Он сам так сказал. Ей нравилось, когда муж на нее смотрит, но она всегда боялась, что он может что-нибудь про нее написать, и рассуждала при этом: Увидев что-то, писатель непременно напишет об увиденном. Как паук-отшельник – жалит просто потому, что такова его природа.

Она срезала цветы, чтобы позже поставить их в вазы. Ступала осторожно – ведь ноги были босые, а в высокой траве попадались самые непредсказуемые вещи: обломки детских игрушек, куски пластика и металла. Владельцами «Капитанского дома» были люди очень милые и воспитанные, пожилая пара из Бостона, но прошлогодние жильцы не отличались аккуратностью. Казалось, в их неряшливости был некий злобный умысел. Набросали костей с крыльца прямо на лужайку, словно специально для того, чтобы босоногая Норма наступала на них и вздрагивала от боли.