Блондинка

Обманутый муж. Она вернулась к нему рано вечером, кем бы он ни был. Вернулась с семенем чужого мужчины, сочащимся из влагалища. С запахом чужих сигарет («Кэмел») на спутанных волосах (она никогда не курила!). Будь то эпизод из фильма в сопровождении зловещей киномузыки, она могла ожидать драматической перебранки, ссоры; в дни жизни с Бывшим Спортсменом она ожидала бы жестокого избиения или чего-нибудь похуже.

Но это было не кино. Вовсе не кино. Это был всего лишь съемный дом на Уиттер-драйв с жалюзи, опущенными из-за безжалостного солнца. Встречал ее безмолвный человек с оскорбленным, застывшим, точно вырезанным из дерева, лицом. Человек, которым она некогда восхищалась, а теперь едва терпела его. Человек, столь же неуместный в Южной Калифорнии, как любой нью-йоркский еврей, проснувшийся в стране Оз. Здесь он был актером второго плана в одном с ней эпизоде, довольно длинном эпизоде. Он заслуживал не больше внимания, чем любой другой актер второго плана в любом подобном эпизоде, пока его не сменит другая, более волнующая сцена: в ней она будет долго принимать горячую ванну с пеной и ароматическими солями. Дверь в ванную заперта, чтобы не вторгся муж, – потому что она страшно устала, так устала! Отталкивает его, отворачивает лицо & хочет лишь одного – постепенно отключиться в этой мраморной ванне, потягивая джин (из фляжки Душечки, которую принесла с собой домой). Набирает домашний номер Карло (но Карло в отъезде, на съемках нового фильма, а еще Карло в очередной раз в кого-то влюбился).

Итак, она пытается дозвониться, но безуспешно, затем решает погрузиться в приятные воспоминания. Ищет, что бы такое вспомнить, чтобы улыбнуться или засмеяться. Ибо она – Мисс Золотые Мечты, по природе своей совсем не мрачная; ведь это совсем не по-американски, грустить & киснуть. Тут она вспоминает, как сегодня утром на Студии ее ждали – свою «Мэрилин Монро», – названивали ей в своей обычной суматошной манере, пока даже самым отъявленным оптимистам не стало ясно, что «Мэрилин Монро» сегодня не придет. Не явится на Студию, чтобы кривляться & унижаться перед ними; и что В. придется снимать этот эпизод в другой раз! В. осмелился давать ей указания! Смех, да и только!

Она громко расхохоталась, представив себе несчастное лицо К., смазливого мальчишки из Бруклина, рассказавшего всем, как он ненавидит Монро. Представила, как он стоит в гриме & на высоких каблуках & в женском платье, этакий гибрид Франкенштейна & Джоан Кроуфорд & если обманутый муж ошивался в это время возле запертой двери в ванную, если он слышал пронзительный девичий смех, возможно, он подумал, что жена его счастлива?

Обманутый муж. «Я хотел только одного – спасти ее. О себе все те годы я не думал. О своей гордости – тоже».

Волшебный Друг. В трех милях от дома, на Студии, в очередной раз неустанно ждали Монро. Она сообщила через агента, что непременно выйдет сегодня на работу, что была больна, «подхватила какой-то вирус», но теперь уже почти поправилась. Съемки должны были начаться в 10 утра. Начать пораньше было невозможно: все знали, что Монро страдает бессонницей, что иногда засыпает не раньше четырех-пяти утра. Но теперь было уже 11, а скоро будет полдень; за опущенными ставнями дома на Уиттер-драйв ослепительно сверкало солнце & телефон начал звонить, но трубка была снята с рычага. В дальней спальне Монро стояла & садилась & расхаживала по комнате & всматривалась в зеркало, дожидаясь Волшебного Друга. Позабыв о гордости, жалобно шептала:

– Приди! Пожалуйста, приди.

Проснулась она в 8 утра, трезвая, но оцепеневшая, смутно вспоминая вчерашний день & номер в шлакоблочном мотеле & твердо намеревалась искупить свою вину & сначала была терпелива, не волновалась & не паниковала, не спеша очистила лицо кольдкремом, втерла увлажняющий лосьон.

– Прошу, пожалуйста, приди!

Но шли минуты, а Волшебный Друг не появлялся.

Вскоре она увидела, что уже опаздывает на час, а потом – на два. Неумолимо шли минуты. Так же неумолимо тикали напольные часы в «Капитанском доме», звонко отбивали четверть часа, когда ее живой ребенок вытек из нее с потоками крови, словно ком сгустков & ошметков, как шмат полупереваренной пищи. Тогда она поняла, в чем дело: чрево ее отравлено & душа – тоже. Она, в отличие от всех остальных, не заслуживает жизни; старалась, но так и не смогла оправдать свою жизнь.