Блумсберийская красавица

Судя по его помщенію, старый де-Кадъ отлично велъ свои дла. У него былъ лакей въ радужной ливре, который встрчалъ больной зубъ и провожалъ его въ пріемную, и другой лакей, весь въ черномъ, въ бломъ галстух, который объявлялъ больному зубу, когда придти для выдергиванья. Я знаю тоже, что старый Рафаэль де-Кадъ сколотилъ не одну тысячу своей металлическою пломбировкой, не говоря уже объ ерихонскомъ зубномъ порошк, о привиллегированныхъ челюстяхъ и о начетахъ на всякій зубъ, который попадался ему въ щипцы.

Зубъ Долли положитъ старику десять шиллинговъ въ карманъ, и старикъ въ благодарность пригласитъ меня обдать или на вечеръ. Я веллъ хать прямо на Блумсбери-скверъ.

Но когда мы вышли изъ экипажа у полированной двери дантиста и я хотлъ позвонить, Долли объявилъ, что зубная боль прошла. Тщетно я усовщевалъ его не ребячиться, бытъ мужчиною и войдти. Онъ былъ блъ, какъ алебастровая кукла и, къ довершенію его ужаса, старикъ де-Кадъ съ засученными руками показался у окна, отчищая инструментъ пытки.

Долл рванулся и побжалъ отъ меня, какъ дикая кошка. Я послдовалъ за нимъ, зная, что такой моціонъ усилитъ кровообращеніе и воротитъ зубную боль. Вскор я нашелъ пріятеля на углу Оксфордской улицы; онъ сидлъ на ступеньк чьей-то лстницы, схвативъ голову руками и мычалъ, какъ теленокъ.

Я утшилъ и ободрилъ его, и привелъ назадъ. Черезъ нсколько минутъ онъ уже сидлъ въ жертвенномъ кресл, уцпившись за кресельныя ручки, а старый де-Кадъ примащивался около него, пряча за спину роковое орудіе. Я оставилъ ихъ и отправился выкурить трубку въ комнату Боба.

Прежде, чмъ я усплъ пустить шесть колечекъ дыму, мы услыхали крикъ, пронзительный крикъ, какъ будто вдругъ свистнули разомъ шесть дудокъ.

Мы вскочили и полетли на верхъ, какъ рзвыя антилопы. Мистриссъ де-Кадъ появилась на порог гостиной и спрашивала горничную, какъ она осмлилась «это сдлать?» Миссъ де-Кадъ сверху лстницы съ испугомъ кричала лакею въ ливре, что взорвало газопроводы.

Но я узналъ голосъ и спшилъ въ операціонную комнату. Здсь, распростертая въ жертвенномъ кресл, лежала нжная, слабая жертва, безчувственная и блдная, а старикъ Рафаэль беззаботно отиралъ жестокое орудіе и видимо былъ доволенъ совершившеюся пыткою.

— Коренной и здоровенный! вотъ все, что сказалъ въ объясненіе этотъ варваръ.

Я завопилъ, требуя вина, водки, жженыхъ перьевъ, уксуса и престонскихъ солей, но безсердечный старый разбойникъ только усмхнулся, и сказалъ:

— Онъ сейчасъ очнется самъ.

— Знаете ли, сэръ, вскричалъ я: — у него тысяча двсти фунтовъ годоваго дохода?

— Создатель! я этого не воображалъ! отвтилъ онъ, бросая щипчики и устремляясь въ двери.

Я повялъ, что онъ объявилъ во внутреннихъ покояхъ о богатств Долли; прежде чмъ я усплъ попробовать пульсъ паціента, въ комнату ворвалась мистриссъ де-Кадъ съ бутылкой водки, а за нею влетла миссъ Анастасія; она запыхалась, «искала престонскія соли», по ея словамъ, но я зналъ, въ чемъ тутъ дло: когда я встртилъ ее на лстниц, на ней не было кружевнаго воротничка и ея прелестная особа не была украшена брошкой съ камеями; не было тогда на ней тоже золотой цпочки, ни узкихъ перчатокъ.

Миссъ Анастасія отнеслась въ страданіямъ Долли съ самимъ трогательнымъ сочувствіемъ и нжнымъ состраданіемъ; она настаивала на томъ, чтобы тотчасъ же послать за докторомъ Ле-Дергъ, ихъ пріятелемъ, и съ ужасомъ спрашивала, сжимая руки Долли въ своихъ: «могу ли я, какъ медикъ, поручиться, что есть надежда спасти мистера Икля?»

Мать и дочь такъ суетились, что совсмъ истолкли меня: одна совала мн въ руки стаканъ съ виномъ, проливая вино мн въ рукавъ и приказывала, чтобы я пропустилъ хоть капельку въ уста бдняжки; другая дергала меня за фалды, патетически требуя отъ меня «надежды», какъ будто надежду я носилъ въ карман и не хотлъ удлить ей.

Даже когда Долли открылъ глаза и такъ сильно сталъ дышать, какъ при игр на флейт, миссъ Анастасія еще не смла врить счастливому исходу дла.

Едва я намекнулъ, что Долли не худо бы успокоиться, мистриссъ де-Кадъ стремглавъ кинулась въ гостиную, въ одно мгновеніе ока чехлы были сдернуты съ розовой штофной мебели, и миссъ Анастасія явилась съ подушкой, взбила ее собственными руками, устроила на соф комфортабельное изголовье, Долли былъ положенъ отдыхать и вс удалились, осторожно ступая.

Выкуривъ съ Бобомъ десятокъ трубокъ, я пришедъ провдать паціента. Онъ не спалъ и теръ щеку.

— Больно? спросилъ я.

Онъ поднялъ глаза вверхъ и скромно отвтилъ:

— Очень!

— Но все-таки лучше, чмъ зубная боль? сказалъ я въ утшеніе.

— О, хуже! отвтилъ онъ.

Посл краткаго молчанія, онъ проговорилъ:

— Какъ они добры — какъ добры и внимательны ко мн!

— Необыкновенно добры и внимательны! отвтилъ я,

— Какая у нихъ прелестная дочь! продолжалъ Долли. — Она, я полагаю, съ меня ростомъ, а?

Съ него ростомъ! Двица была ростомъ шесть футовъ, и стоя рядомъ, могла на него глядть, какъ на садовую дорожку! Мы, мидльсекскіе, прозвали ее блумсберійской красавицей, о чемъ я его и увдомилъ.

— Это совершенно справедливо! отвтилъ невинный Долли. — Великолпное созданіе!