Диалоги с финскими лютеранами были гораздо более долгими и, прямо скажем, невыносимо скучными. Длились они дней по восемь – что в России, что в Финляндии. Каждый доклад предлагалось обсуждать чуть ни не полдня. Я как-то предложил сократить всю эту тягомотину до двух дней – но лютеранская сторона возмутилась, потому что желала «глубокого общения».
И из содержательной части диалогов, и из знакомства с жизнью финских лютеран можно было вынести очень немного. Пожалуй, самой яркой фигурой собеседований – формальных и неформальных – был пастор-социолог Киммо Каариайнен, любивший поучить нас демократии, но способный к живой реакции на наши вызовы западным политическим «аксиомам». Чиновники и лидеры «Евангелическо-лютеранской церкви Финляндии» были просто скучны. Сама же жизнь этой общины могла научить разве только тому, как стабильное государственное финансирование делает «церковное» существование слишком спокойным, предсказуемым и одновременно зависимым от политических установок – в данном случае ультралиберальных.
В Америке протестанты «первого поколения», конечно, более активны. С ними приходилось не раз пересекаться по линии «Национального совета церквей Христа в США» (НСЦХ), с которым у нашей Церкви сложились отношения еще в период советско-американских встреч «за мир, дружбу и против ядерной войны». Совет объединяет меньшинство американцев, именующих себя христианами – в частности, епископалов, пресвитериан, лютеран, методистов, а также православных. «Католики» и евангелики в него не входят. Однако лидеры НСЦХ этого словно не замечают. Как-то я спросил генсека совета Боба Эдгара, бывшего конгрессмена, как христиане Америки относятся к запрету абортов.
– Мы против запрета, – ответил он.
– А есть те, кто за? – удивленно переспросил я.
– Нет. Только фундаменталисты.
«Традиционные» протестанты, руководимые элитариями крупных городов, давно перешли на весьма и весьма либеральные позиции. Голосуют они, как правило, за демократов. Приходы этих сообществ – как, впрочем, и американских епархий Ватикана – все сильнее наполняются выходцами из Латинской Америки и афроамериканцами. «Свобода» – идейная, сексуальная, художественная – в «старых» протестантских сообществах практически ничем не сдерживается. Жесточайшие табу налагаются лишь на споры с идеологией прав человека, «гендерного» и расового равенства, демократии как якобы высшей точки стремления к «светлому будущему». В свое время «Конференция европейских церквей», НСЦХ и «Канадский совет церквей» создали «Программу церквей по правам человека» – мне даже пришлось долго редактировать мануал по правозащитной работе для христиан России, написанный канадцем Эриком Вайнгартнером. На заседаниях программы я, правда, периодически задирал американцев и европейцев вопросами типа: «А кто вообще сказал, что мужчина и женщина одинаковы и во всем равны? Может быть, вы давно ошибаетесь? Библия говорит иначе». Реакцией был ступор и ужас – как будто бы я осквернил священную статую посреди толпы язычников. Так потом было много раз при общении с либеральными протестантами.