На этом фоне государство и СМИ стали подчеркнуто выделять хасидов, раввинат которых приобрел неформальный статус «главных евреев» страны. Да, по образованию эти люди, в основном приехавшие из-за рубежа, многократно превосходили выходцев из СССР. Да, за ними стояли и доныне стоят немалые деньги. Однако к советским и российским реалиям зарубежные деятели подчас относились без должного понимания. При этом ставка делалась иногда более на общение с церковными и светскими властями, чем на то, чтобы выслушать простых людей – в частности, тех, кто настаивает на статусе русского народа как государствообразующего или на восстановлении монархии.
Право русских православных христиан устраивать свою жизнь по собственным принципам никому не стоит игнорировать – при условии обеспечения достойной жизни национальных и религиозных меньшинств. Точно так же нужно уважать подобное право любого другого народа – например, еврейского. И там, где он находится в большинстве – в Израиле – он, конечно, может организовывать общество на основе своей веры и своих политических ценностей, даже расходящихся с западными. Точно такое же право в своем государстве имеют русские, украинцы, грузины, другие христианские народы. Представителям некоторых иудейских групп могут не нравиться идеи православной монархии или христианской государственности. Но неверно допускать возможность религиозно и даже этнически сцементированного государства для себя – и отрицать ее для других. Можно, будучи атеистом, негативно воспринимать преподавание знаний о религии в школе. Но когда ты обеспечиваешь чуть ли не стопроцентное преподавание иудаизма в еврейских школах (финансируемых одновременно государством и серьезными спонсорами), одновременно выступая против преподавания основ Православия в школах обычных (а простые русские дети альтернативы им, как правило, не имеют), – то получается двойная бухгалтерия.
Вообще центральной темой русско-еврейских отношений является вопрос о том, считают ли евреи другие народы полностью равными себе, имеющими точно те же права на реализацию своего религиозно-общественного и политического выбора. Разные еврейские религиозные тексты и разные иудейские авторитеты говорят об этом по-разному. От прямого ответа некоторые раввины подчас пытаются уходить – но за них неплохо отвечают публицисты. Если равными нас не считают – нам надо прямо ответить, что в этом случае не стоит нас учить, как лучше устраивать собственную жизнь, и рассчитывать на искренность. Если мы равны хотя бы в чем-то – например, в исполнении «нерелигиозных» заповедей Моисеева закона, с 5-й по 10-ю – то стоит именно этой сферой ограничить наше сотрудничество, позволяя любому народу самостоятельно, безо всяких «общих правил», строить свою государственность и свою религиозно-политическую жизнь. На Межрелигиозном совете России приходилось обо всем этом мягко напоминать – когда, например, представители ФЕОР выступали против введения в школах «Основ православной культуры» (даже при параллельном введении для желающих основ культуры иудейской – которую, правда, в еврейских школах и так уже активно изучали).
Увы, в современных православно-иудейских отношениях в России недостает прямоты, искренности, проговоренности неудобных тем. Заданные мною вопросы – лишь некоторые из многих, которые как бы повисли в воздухе. С евреями советского воспитания их обсуждать можно – но таких людей во влиятельной части иудейской религиозной общины остается все меньше. Впрочем, доктринальный диалог никогда не был сильной частью христианско-иудейских контактов. Обычно он заходил в тупик, упираясь в непреодолимые вероучительные расхождения – просто потому, что сторонники нынешнего иудаизма вряд ли когда-либо примут Иисуса из Назарета как Богочеловека и Мессию. Христиане же изменят самой сути своей веры, если откажутся от такого взгляда на Него.