В ночь на страстную пятницу вода поднялась настолько высоко, что затопила дома, стоявшие по соседству с усадьбой Карасёвых. Потоп был совершенный. Двухэтажные купеческие лавки, где на первом этаже шла торговля, а на втором проходила жизнь владельцев, ушли под воду по самые печные трубы.
На прибрежных улицах, переулках, между домами плавало то, что не успели вынести из своих жилищ обыватели, и то, что не тонуло в воде: деревянная посуда, утварь, мебель, кадушки для закваски, бочки, брёвна, наколотые для печи дрова.
В тихой безмятежной воде оказались даже картины и иконы, а кое-где, словно айсберги, курсировали целые деревянные постройки: сторожки, сараи и избы.
Многих людей этим утром можно было заметить на крышах, кто-то уже освоил лодку и, сидя в ней, пытался выловить большим или малым багром или сетью что-то ценное для себя.
В воздухе витал болотистый запах заплесневелых стен, тины и речной стоячей воды.
Тем временем вода прибывала с каждым часом и вплотную подступала к воротам Карасёвых и не проникала внутрь только благодаря тому, что усадьба стояла на небольшой возвышенности.
Вся живущая в усадьбе прислуга, собравшись вместе, пришла просить совета у молодой хозяйки, разбудив её по такому случаю.
У дверей покоев образовалось толпа, состоящая из нянек, кухарок, конюха, посыльных мальчишек (сыновей кухарок).
Все были взволнованы происходящем. Посовещавшись с барыней, было решено собрать всё добро в подвале обоих домов и перенести на верхние этажи, что и было в скором времени сделано. Бакалею решили сегодня не открывать, так как покупателей не ожидалось вовсе.
Для этого постучались в комнату Бальтазара, разбудив его и сообщив ему эту новость.
Великую Страстную пятницу, предпасхальный день, в семье Карасёвых было принято проводить в храме. Была традиция брать с собой дочь.
Усадьбу от храма отделяла улица, с самого утра затопленная по пояс. На этой улице уже на рассвете стали появляться лодочники из окрестных домов, со временем лодок, проплывающих мимо усадьбы, стало гораздо больше.
Погода была безмолвной, небо пасмурным, дождь, шедший всю ночь, закончился.
Дарья, собираясь в церковь, долго смотрела на своё отражение в зеркале, и сегодня она казалась себе как-то по-особенному привлекательной. Несмотря на обстоятельства она имела хорошее, ясное настроение и, заплетая косы, что-то напевала себе под нос.
Она была похожа на маленькую птичку, чистящую себе перышки, щебечущую славную, непонятную человеческому слуху, песенку на райском языке.
Во дворе ждала приготовленная по случаю лодка.
Закончив утренний туалет, взяв небольшой кошелёчек с деньгами, она спустилась вниз. Всё было готово к отплытию.
Когда ворота усадьбы отворились, перед ними предстал образ не на что непохожий: вместо привычной земли под ногами была река со своим течением, характером, собственным миром, образовавшимся совсем недавно.
Конюх у самой кромки воды помог сесть барышне в лодку, резким и сильным движением обеих рук толкнул борт вперёд, а после – удивительно проворно забрался в неё, взял весла в руки и стал размеренно грести.
Проплывая по переулку, они с любопытством смотрели по сторонам, заглядывали в окна, рассматривали то, что наблюдали много раз изо дня в день. Они видели своих соседей, сидевших на крышах, вместе со своими детьми и скарбом, которые в большинстве своём махали им рукой и кричали, спрашивая, куда они держат путь, и, негодуя на обстоятельства, говорили, что Бог послал потоп на святой праздник.
Другие лодки плыли им на встречу или догоняли их со спины, неожиданно выглядывая из переулков, из-за заборов и калиток.
Когда до места прибытия оставалась примерно половина пути, Матвей налёг на вёсла. На душе у него было тяжело с того самого мгновения, как он открыл глаза этим утром.
До Церкви Покрова Богородицы, как и до усадьбы Карасёвых, вода не дошла совершенно. Прихожане оставляли свои лодки и несколько десятков метров проходили пешком до самой паперти, на которой было уже людно.
В этом небольшом городке, где все хорошо знали друг друга, приход того или иного человека на службу в храм можно было легко предугадать, если он не заболел, умер или уехал куда-нибудь. На паперти были те же лица, что и всегда: одутловатые от водки, неумытые от недостатка бани, успевшие опохмелиться, оттого практически всегда в хорошем и игривом расположении духа. Терять им было нечего, да и приобрести они вряд ли что-то по-настоящему могли, а такое сочетание давало хоть и не свободу, но хотя бы её иллюзию.
Дарья, а потом её спутник ступили на землю. Барышня кротко улыбалась. Её улыбка напоминала только что распустившийся маленький бутон какого-то неведомого цветка. Её волосы были убраны в длинную косу, выбивающуюся из-под красного платка. Её богато вышитый сарафан доходил до пят. Её румянец на щеке нежно багровел от многочисленных пристальных взглядов, пойманных на себе.