Что он будет делать перед лицом опасности? Будет ли себя защищать? Его обремененная философскими мыслями жизнь не стоила ни гроша. Он тогда обманул Карасёвых, рассказывая о своих родственниках, чтобы они не относились к нему с подозрением, не признали в нём преступника или кого-нибудь ещё. Он один на белом свете.
Жизни близких ему людей казались гораздо более значительными, но близких людей у него не было. Была любовь безответная, безо всяких перспектив. Да, и какие могут быть перспективы у любви, человек, рассчитывающий на них, просто подл.
«Что может быть прекраснее, чем отдать свою жизнь за своего господина», – вспомнил Бальтазар, прочитанную в детстве книгу об одном самурае.
Кто его господин? Конечно – это любовь! Кто его любовь? Да, та самая, что живёт в доме напротив. С улыбкой, способной растопить ледяную шапку Северного полюса, с волосами, блестящими на солнце гораздо ярче золота.
Он никогда не заходил в барский дом без приглашения, но сегодня именно такой день.
Быстро выйдя из комнаты, он поспешил найти Дарью. Не зная, что он будет ей говорить при встрече, и надо ли что-то говорить, не думая о том, с каким настроением она на него посмотрит, но с мыслью о том, что он для нее чужой человек.
***
Степан Матвеевич пребывал в полной готовности излить кому-нибудь из прислуги свою заготовленную, хорошо придуманную речь, но на первом этаже стояла гробовая тишина, и удивленный этим обстоятельством со скрипом начал своё восхождение по лестнице, ведущей на второй этаж.
Тут он услышал чьи-то шаги, но не мог решить, откуда именно они доносились, казалось, они были совсем рядом. Приказчик поднялся по лестнице своеобразно разделяющей дом на две половины и увидел открытое окно перед собой. «Кажется, здесь действительно кто-то есть», – подумал он. Он оглянулся вправо и влево – никого не было, и как будто всё действительно смолкло, даже механический, четко выверенный звук часов утих прямо под ним на первом этаже.
Повернув направо, он вошёл в гостиную, в которой также никого не оказалось, и был идеальный порядок. Эта комната была проходной и вела в кабинет. Немного постояв на месте и о чем-то задумавшись, он прошёлся вдоль и поперёк гостиной, и вновь раздался какой то шум или звук, похожий на шаги. Шаги были мягкими, кажется, женскими, и Степан Матвеевич сладко улыбнулся.
Он догадывался, что и в кабинете никого нет, но появление его одного в барском кабинете полностью скомпрометировало бы его присутствие в доме, и он приложил ухо к двери. Слушая внимательно, он ничего не слышал кроме тишины. Легонько постучавшись и выждав паузу, он отворил дверь.
Перед ним был тот самый комод. Конечно, Карасёвы ещё не вернулись, те деньги, ради которых затевалось предприятие, сейчас у них на руках. И он это выяснил и может возвращаться обратно. Но здесь ни души, и почему бы не проверить правдивы ли слова Анфисы, настолько щедро вознаграждённой ими.
Вспоминая как заклинание то, что рассказала в тот вечер горничная, Степан Матвеевич начал двигать ящики. Взявшись за один из них, он осёкся: «Да нет же, самый правый… верхний, вот он». Потянул за него и вытащил целиком наружу.
«Кто здесь?»
Приказчик услышал эти слова и осознал их, однако они растворились в его мыслях, словно это было не с ним, а происходило где-то далеко или в чьём-то чужом рассказе, но чуть погодя понял, что случилось, и обернулся.
В дверях стояла кухарка, называемая в доме Семёнихой или Семёновной. Степан Матвеевич хорошо знал её, вероятно, это были её шаги.
«Cтепан Матвеевич…» – с удивлением произнесла она, расплывшись в добродушной улыбке. «Куда это вы пропали? Вас все ищут?! Ох, уж и достанется вам, голубчик, от Карасёвых, когда они приедут!
«Знаете те ли, обстоятельства, грешен, загулял, что-то я. Остановиться не мог, в рот капля попала, а дальше всё: пиши пропало, – виновато отчитался приказчик, – пришёл покаяться перед хозяевами за то, что запил… А их и нет…»
«Да, хозяева сегодня должны вернуться, а вы-то как к нам, на лодке что ли? Уж, по-другому никак. Сегодня и лавку закрыли вашу… Слава Богу, вода до неё ещё не добралась. Сколько добра там всякого…»
Взгляд скользнул о выдвинутый напрочь ящичек гамбсовского бюро. Степан Матвеевич заметил, как кухарка неприятно изменилась в лице. Она посмотрела на него теперь насторожено.
«А что вы здесь делаете, в кабинете-то? Как будто ищите что-то?»
«Да, знаете, дело одно есть, кое-что попросили найти…»
Степан Матвеевич нагнулся за ящиком, поставленным до этого на пол, с мыслью прибрать его и, возможно, выйти сухим из воды, но тут что-то тяжёлое брякнуло о паркет. Это был его револьвер.
Семёновна, баба лет 50-ти, полноватая, при виде револьвера рядом с собой закричала своим инфантильным комедийным голосом.
«Надо решаться», – быстро смекнул Степан Матвеевич, подобрал револьвер и наставил его на кухарку.
Оторопевшая, застигнутая врасплох Семениха встала как вкопанная, до конца не понимая, что происходит, она сверлила взглядом сжатый в руке наган.
***