Большая вода

В руках барышни пестрел вышитый бисером яркий кошелёк с приготовленными для милостыни монетами. Просившие подаяние очень любили юную купчиху и одаривали её земными поклонами. Она давала каждому по рублю, не зная счёта деньгам, и стыдилась закрывать носик рукой, когда до него доходил тяжёлый мертвенный запах, источаемый собравшимися на паперти.

Всё шло довольно обычно – так, как проходило из года в год, когда она будучи совсем ещё юной девочкой впервые побывала с родителями на службе. Все стоящие на паперти низко кланялись, благодарили за доброту, говорили, что будут молиться за неё и её семью. Но неожиданно Дарья почувствовала чью-то руку на плече и машинально отстранилось от неё.

Перед ней грязный и оборванный, с лицом как будто чем-то раздавленным, перекошенным, с вдавленным в череп носом, с одним слепым глазом и с одним зрячим, с черно-желтыми зубами, выступающими далеко вперёд, стоял человек. Казалось, ему было больно говорить и дышать из-за выпирающей вперёд челюсти. Она его где-то видела, но не могла вспомнить… Несмотря на убогость, на жалкий вид его чем-то нахальным сквозило от его уродства.

«Барыня, я что-то сказать вам должен. Что-то сообщить за вашу доброту», – начал он, держа в руке полученный только что серебряный.

Пристально наблюдая за этой картиной, старый конюх решил пока не вмешиваться, но после того, как нищий, заговорив с барышней, немного отвёл её в сторону от лишних ушей, поинтересовался у местной братии: «Кто таков будет сей убогий?».

И получил ответ, что это блаженный Павлуша, Христов человек, приехал недавно из села в город и прибился к ним на паперти.

Дарья, смущенная ещё большим к ней вниманием со стороны окружающих, сильно порозовела в щеках. Ей хотелось бы отстраниться от этого человека и пойти на службу, не смотреть на этого монстра перед собой, но где-то внутри она боялась обидеть, показаться высокомерной и безжалостной.

«Барышня, мне сегодня ночью дух святой на ушко шептал. Говорил, что придёт в эту церковь человек – ангел во плоти, только крыльев нет и монетку подаст целковую. А над ангелом над этим беда нависла, зло готовится, покусится на дом на её норовит, на близких её.

Ваша воля меня брехатым считать, ежели угодно, барыня. Но молюсь ночь и утро о здоровье вашем и родителей ваших. Так слушайте, чтобы беду отвести, кроме молитвы надо зажечь три свечи: одну поставить в канун, другую перед Богородицей, а третью зажженной надо принести домой и поставить перед иконой, но только, если она погаснет в пути – быть беде и злу. Вы мне верите?»

Он был ей противен, мерзок, уродлив. По-девичьи кротко она отвернулась от него, опустив голову, перекрестилась и зашла в притвор.

***

Плеск воды заглушал тихий, но эмоциональный разговор троих мужчин сидящих в лодке.

«Вы, Степан Матвеевич, зря поступили так, и нам лучше было бы придерживаться нашему плану и не рисковать почем зря?!»

«А что мы собственно теряем? Пойду я один. Если Карасёвы уже вернулись, я объяснюсь с ними, скажу, что загулял, не сдюжил и запил, покаюсь, наобещаю с три короба. А вечером мы к ним нагрянем. Если вода будет пребывать с такой скоростью, то ночью им будет явно не до гостей, то есть до нас. Если же их дома нет, то осмотрюсь, со всеми переговорю и узнаю, когда они в точности будут».

«А план-то неплохой, не так ли, Костя?» – ухмыльнулся тоненькой улыбкой самый молодой из них, поглаживая правой рукой вьющийся ус.

«Будь по-вашему, Степан Матвеевич, оружие у вас при себе?»

«Еще бы было не по-моему, – улыбнулся и как бы в шутку выпалил приказчик, – при себе, всегда при себе, вы о себе лучше побеспокойтесь, за своим оружием следите и после того, как я зайду в ворота, отплывите на лодке подальше – так, чтобы я вас видел, а вы меня. Глядите, судари, в оба, будьте начеку, через час меня не будет – быстро налегайте на вёсла и на другой берег реки, к монастырю. Но это на самый крайний случай, даже не могу представить на какой, но такой план надо держать в уме».

Приказчик ловко спрыгнул с лодки, открыл ворота и исчез из виду. Во дворе было пустынно, и он, чертыхаясь, по щиколотку в воде, быстрым и уверенным шагом зашёл в барский дом.

Он прекрасно знал, как устроен дом, где расположены господские комнаты, через какую гостиную в них удобно попасть.

***

После того, как его разбудили, Бальтазар не мог уснуть. Сегодня он остался без работы и, ворочаясь на своей жесткой спартанской постели, пытался продолжить свой сон. Сон к нему не шёл. Зато мыслей в голове было много. Такие мысли обременяют особенно по утрам. Они способны отравить весь предстоящий день. Под такими мыслями человеку тяжело, как под каменной плитой, где плита это собственная судьба, которая крепко прижала тянущуюся к свету душу.

Понемногу это чувство превращалось в тревогу. Он понимал и знал, что вот-вот что-то произойдет, но что именно, конечно, нет.