Большой аргиш

— Соболь, говоришь? — проворно обернулся Дэколок.

— Соболь у него много, — старуха ткнула кулаком в грудь Рауля и расплескала у него вино. — Тут прятан.

— Эх, и покручать тебя завтра буду: муку дам, всякой торга[46], пуговки, бисер… Все дам!.. На, пей!

При слове «бисер» Дулькумо вспомнила наказ Этэи Она вскинула глаза на купца, чтобы попросить для Этэи бисеру, но не нашла слов. Дэколок подсунул на стол табачную настойку и шепнул на ухо Дулькумо заученную непристойность. У Дулькумо затряслась в руке чашка. Померк свет маленькой лампы, провалились люди, закачалась изба. Она не стала пить. Дэколок сказал то же погромче пьяной Чектыме. Та захохотала:

— О-о, Степка меня любит!.. Давай!

Чектыма хотела обхватить шею купца, но промахнулась и упала на колени к Раулю. Ловясь обмороженной рукой за стол, она сбила на пол чашку.

Топко слышал: старуха хвасталась черным соболем. Захотелось прихвастнуть и ему. У него тоже есть чем удружить другу. У бабы в турсучке припрятаны выдра с лисицей. Этих отдаст, других добудет.

— Друг! давай вина. Мой выдра с соболем дюжит. Такой меры. — Топко раскинул в маховую сажень руки.

— Д'Толчи! — крикнула на него Дулькумо. — Худой язык!

Предупреждения были напрасны. Дэколок слышал о выдре. Он поставил вино.

Чектыму рвало, нехорошо сделалось Дулькумо.

— Усаида, выкинь эту старую тварину в сени. За рубахой, смотри, соболь. Не потеряла бы. Слышь? — недвусмысленно дернул он клочком русой брови.

В другом углу комнаты расположился прямо на полу Каменский род. Все уже перепились, затеяли драку, таскают друг друга за волосы, сопят.

— Ча!

— Ча!..

Глухие угрозы сквозь сжатые зубы, пьяные движения, ползанье по полу, хрипение сдавленных, смятых глоток, чакание, сап… Бабы пытаются растащить драчунов. На пол снегом сыплется из парок слабая к теплу оленья шерсть.

— Цыть, — кричит на них Дэколок и наносит каждому по крепкому пинку. — Ссоб-баки!..

Затихли. Смирились. Уснули, утомленные дракой. Табачный навар свалил Рауля, задавил ожиревшее сердце Топко, выжал белую слюну на пол у драчунов. Дулькумо свернулась у стенки меховым комком. Чектыма в сенях шарила по стене руками, искала дверь и дыдыкала от мороза. На нее гавкал запертый под крыльцом пес. Голодные олени скрипели зубами, пережевывая слюну…

Дэколок исподлобья взглянул на опоенных друзей.

— Угомонилась безрогая тварь, — усмехнулся он. В руке его поплыла из горницы лампа.

Сквозь коротенькие, как черные шипичинки, прищуренные ресницы Дулькумо видела скрюченную ногу и сухопарые плечи Степки, который проковылял к уличной двери. По полу хлынул туманом мороз. Прислушалась. Брякнули ступеньки. Зашевелились олени, захрустел снег.

В крашеный шкафик на стене Усаида столкала бутылки, затащила в избу продрогшую Чектыму. Мотнулась крест-накрест по беленой стене тень молящейся руки и погасла лампа. В окна, как в дыры, светил месяц и дым-леной лосиной лежал на полу. Теперь Дулькумо могла смотреть, не щурясь. До утра недалеко, она не уснет.

Дулькумо слышала, как вернулся со двора Дэколок, стукнул тихонько ключами. Окликнул жену. Та не ответила. И… Степка нагнулся над Дулькумо, хрустнуло его колено. Дулькумо оборонительно прижалась к стене. Вот Степка наклонился еще ниже и нагло лезет под парку.

— Обой! — отозвалась глухо промозглая изба.

— Чш… чш!.. — накрыла рот холодная рука.

Дулькумо рванулась, крикнула:

— Русский!..

Скрипнула в кухне расшатанная кровать.

— Тебя какая змея там донимат? — возмутилась Усаида. — Спала — таяла, а она, гадюка, разбудила.

Дэколок отполз. Дулькумо, шатаясь, выбежала на глухой, как медвежья кулема, двор.

— Вырвалась, гадина, — вздохнул Дэколок, хлопнул нарочно лавочной дверью, навесил на кольцо замок и пришел к Усаиде под стеганое заячье одеяло.

— Блевать, по видам, увели черти тунгуску, — зевая сказал он.

— Бесчурный скот — затихла, обняв его, Усаида.

Дулькумо не мешкала, не разглядывала голых седел. Она торопливо вывела своих оленей за ворота. Привычный взмах правой ноги на седло, короткий толчок в землю левой — и она на олене. Подобраны на высоту шеи животного коленки, размещено тело, и закачалась рога-тая связка на Юктукон. В развиле рог бежкого передового вдалеке маячил броней серебряный лес.

Взволнованная Дулькумо обошла все чумище. Пусто. Вспомнила про Бедобу и грустная, с головной болью вернулась к своему жилью. Сняла хвойные ветки и вытащила из снега спрятанный от Топко турсучок с добычей Сауда.

— Нет, этого русский без меня не снимет с седла! Сауду нужно ружье.

Дулькумо прилегла на дорогой турсучок головой с думой о сыне. Она забыла, что под большую выдру с лисицей вчера вечером Дэколок угощал Топко. Под эту пушнину от Топко он получил надежное слово.