Большой аргиш

— Кто это добыл? — спросиЛа Дулькумо. — Не сын ли?

— Сауд, — ответил Бали. — Кому же, кроме него, баловать нас!

Дулькумо стало приятно.

— Не напрасно я привезла ему винтовку. Эй, сынок! Вставай. Гляди-ка скорее, ладное ли ружье? Этэя, разбуди Пэтэму, я ей купила платок, а дедушке привезла нюхательного табаку.

И ожил чум. У всех были веселые лица. Пэтэма растягивала на коленях платок и разглядывала на нем яркие, как огонь, цветы. Из руки в руку Этэя пересыпала бисер, который лился цветистой струйкой. Сауд гладил желтый лак приклада винтовки.

— Хорошее ружье? — спросила Дулькумо сына и рассказала ему, как русский купец хотел захватить выдру с лисицей.

— Как взять? Купец выдру со мной не добывал. Я бы ему… — вспылил Сауд и взволнованно прицелился винтовкой в тускнеющую на небе звезду.

— Ребенок, как мало он еще знает о купцах, — вздохнул Бали, и хлынули в памяти его былые покруты.

Сауду стало неловко. Он сердито подумал об отце. Из-за него он не побывал в Бедобе.

Пэтэме Рауль подал кусочек сахару.

— Ешь, — сказал он. — А это тебе, жена. Носи.

Над огнем что-то блеснуло, и в колени Этэи упали бронзовые сережки. У нее загорелись смуглые уши. Пэтэма царапнула сахар ногтем, положила в рот, и твердый кусочек стал таять. Пэтэма сосала его и удивлялась мудрости русских. Да и как было не удивляться? Посмотришь глазом — бело, как снег; пощупаешь — холодное и крепкое, как камень, положишь в рот — тает; шершаво, а языку не больно; копится клейкая и сладкая, как сок березы, слюна. Съешь — сильнее, чем от жирного, захочется пить.

Послышалось шуршание лыж. К чуму подошел Топко. Пыхтя, он снял лыжи, стряхнул с головы куржак и пролез в дверь.

— Мясо едите?!

— Ели, ели! — рыгнул звонко Рауль. — А ты, как ворон, носом учуял кабаржину и прилетел.

Топко повалился. Ноги его отказывались больше служить. Ему хотелось есть, Он запустил руку в котел и шарил пальцами по голому дну.

— Где же мясо-то?

— На вот, гложи, — засмеялся Рауль, сунув на столик пустой череп.

У Топко от обиды запеклось сердце, глаза заслезились. Он с трудом выдавил из себя:

— Сожрали…

Топко отвернул в сторону лицо. Собака, ластясь к нему, ткнула холодным носом в одутловатую щеку. Топко отшвырнул собаку локтем и запустил в нее кабарговым черепом. Все засмеялись. Этэя сняла с тагана котелок и вывалила на столик остатки мяса.

— Ешь, это ославлено тебе, — сказала она, отбросив к двери котелок.

Топко растерялся. Глядя на дымящееся паром мясо, казалось, он нс знал, что ему делать: сердиться на шутку или… Топко выхватил нож, начал резать мясо и целиком глотать горячие куски.

Сауд пристреливал винтовку. Из семи выстрелов ни одна пуля не легла в маленькое пятнышко цели. Вернулся в чум невеселый. Глаза были влажными. Это заметила Дулькумо. Она слышала, сколько раз в руках сына щелкнула винтовка, вспомнила и хотела развеселить его.

— Сауд, ты долго пытал новую винтовку, — что не скажешь, пряма ли она?

— Ее делал урод. Пуля за глазом не хочет ходить!

На весело открытые зубы Дулькумо наплыли красные губы. Она оставила молчаливого сына с плохою винтовкой. Пусть он горюет один. Она же тем временем потолкует с Бали. Он может примирить пулю с глазом.

Рауль вывертывал носком ножа нагар из трубки и тихонько рассказывал про пьяненькую Чектыму. Его словам дивилась Этэя, Бали же дремотно молчал. Пэтэме казалось все сказкой.

— Вы веселитесь, а парень мой плачет, — перебила разговор Дулькумо.

— Что так? — испугался Бали. — Не поранился ли?

— Винтовка, говорит, новая — кривая. Привезли в тайгу сук.

— Эко! — Бали улыбнулся. — Надо смотреть ниткой. Топко не глядел?

— Топко… — вздохнула безнадежно Дулькумо. — Топко зимой сарану[56] ищет.

Все засмеялись.

— Сам не умеет, пусть мне глаза отдаст. Ты бы, Рауль, помог парню направить ружье. Сау-у-уд! Неси ружье!

Сауд не мог ослушаться старого Бали. В дверь просунулся шестигранный ствол.

— Дедушка, ты просил ружье? Я принес.

— Давай, давай. Пошаманим маленько.

Сауд на корточках следил за «колдовством». Бали зажал на бранке дырку и с силой подул в ствол, потом присосал кончик языка, подумал, сказал:

— Ружье цело: не дуется. Стреляет мимо, может, тут неладно. — Бали пощупал прицельную резку и мушку. — Сауд, ты примечал, куда падали пули? Выше, ниже, в сторону?

— Смотрел, дедушка, — оживился он. — Пули все влево идут.

— В одно место?

— В одно, да только на полдерева в бок и на ладонь выше.

— Это ладно. Винтовка добрая. Вилку надо колотить маленько вправо, целик — пилить. Зови Рауля.

Сауду стало от радости жарко. Дулькумо с Этэей удивлялись мудрости слепого. Пэтэму беспокоило: ладно ли говорил дедушка.

— Тащи натруску, пойдем искать меру, — потянулся Рауль до хруста костей. — Этэя, где подпилок?

Вскоре лязгал по железу обух ножа, шлепал пистон, шлепала в мерзлое дерево пуля. Бег на лыжах к цели, и снова стук по железу железом, стрельба, бег…

— Где? — спросил Рауль Сауда, забивая шомполом очередную пулю.

— Тут! — Сауд ткнул пальцем в черненькое пятно. — Давай-ка мне винтовку, теперь я попробую.