На людях и у Топко появились ноги. Он меньше прежнего отстает от аргиша. Хрипит загнанным сохатым, а не ложится: идет. Как-то на стоянке Орбоча подогнул покруче носки у лыж Топко, и те же лыжи не стали больше ни утыкаться, ни лезть под снег; Рауль же к еловым доскам лыж прилепил на рыбий клей вареную бересту, протер ее жиром и под ступней Топко не стало наминаться неудобных снежных комков.
— Теперь полетишь, только бы парку покороче обрезать! — посмеялись все вместе.
Посмеялись маленько, а удобств для Топко сделали много.
Под сказки Бали за священным Кумондинским камнем, которому бросили по жертвенной пуле, подправили слепому старику разбитые седла, а после все вместе ели из одного котла добытых дорогою глухарей.
Девять веселых перекочевок с Бедошамо единым аргишом пройдено незаметно. В каждый переход топтать в целине путь пускали вперед поочередно сильных оленей. Держались мелкоснежных нагорий. Еще вчера был плохо виден водораздельный Дюлюшминский голец. Он походил на бело-пятнистого зверя. Сегодня же хорошо различал глаз и выступы камней и насаженный на них снег.
— Комо! — крикнул Рауль и вместе с передовым быком сунулся со снежного ярка в петлистое, неширокое русло.
— Комо!.. Комо!.. — перекликнулись остальные. Спешились и приготовились переходить реку.
— Сауд, помоги Пэтэме, — велела Дулькумо сыну.
Сауд не ослушался матери. Он вместе с Пэтэмой свел их аргиш в крутоберегое русло, вернулся и за руку повел снежным месивом слепого Бали. Шли тихо, грузли, спотыкались. Но не напрасно мучился Сауд. Бали многое успел ему рассказать о реке. Сауд теперь знал, что вершина Комо рождается на закате и с полуденной стороны идет вдоль Дюлюшминского гольца. Уходит восточнее на один добрый аргиш в низменную тайгу, а там крутым локтем огораживает голец и течет в Катангу прямо на полночь.
Перейдя реку, остановились чумишем. Сауд был этому только рад. В чуме у огонька слепой Бали лучше зрячего рассказал ему по порядку о всех притоках Комо. Чтобы не маять оленей, посоветовал Баяты дойти вместе с ними до левого притока Комо — Натыни, там дневать и только оттуда начать одним топтать дорогу на Луч.
— Через устье реки Кирвочаны идите пряменько и ровно. Держите утреннюю зарю по правую руку. Все найдете. Я тут давно ходил. Но, будем спать.
Бали закутался потеплее. В голове Сауда заплеталась паутина узнанных от старика рек. По ним он мысленно кочевал с чумом Бали и вместе с Пэтэмой. Орбоча лег спать с думою о заре по правую руку. Засыпая, он тяжело пробивался на Луч, а за ним, утопая в снегах, порхался бедный аргиш.
От настывшего утеса тянул мороз. Баяты жался под худеньким одеялом. Рауль перед тем, как заснуть, решил побывать за западным концом дюлюшминского камня и там на мякотных нагорьях вволю погонять диких оленей, набить и принести Этэе подборного камыса на новые, как у Орбочи, унты. Топко со сна невнятно пел песню о синем горном гольце. Он мешал спать и злил Дулькумо.
В вершине Натыни отдых длился пять дней. У грузовых оленей перестала гореть натертая вьюками кожа. У измученных оленей Орбочи стали крепче торчать вялые уши. На хороших мхах они отдохнули и подкормились.
Над тайгой светлым пузырьком желчи повис молодой месяц. Месяц заметил Рауль, возвращаясь к чумищу от камня с поисков соболиных следов; он же мелькал в левом глазу усталого Орбочи, который с утра прокладывал путь на Кирвачаны и тем же следом шел к своему жилью. На тот же месяц радостно смотрела Пэтэма из чума и первая о нем рассказала Бали.
— Хеге-е! — ответил на это он. — Скоро же отшагал «Месяц шага». Прилетел, видно, месяц «Вороний». Вот-вот белка бросит гнезда и любиться начнет, а у соболих будут щенята. Куда от нее спрячется трусоватая пищуха? Соболь — огонь! Опоздал Рауль соболевать. Жди осени. Сейчас торопись промышлять белку. Эко, месяц Ворон! Которая же Пэтэме пойдет зима? Четырнадцатая… Может?..
Бали задумался над возрастом внучки. Рауль, не дожидаясь, когда будет готова еда и высохнет от пустой ходьбы потная спина, снова встал на лыжи и вместе с Саудом пригнал к чуму табун.
— Опять аргишить! — кряхтел Топко, нехотя переобуваясь в дорогу.
— А долг платить Дэколку чем будешь? — огрызнулась. Дулькумо, свертывая туго постели.
Не копалась в сборах и Дугдаг. Она приготовилась в путь и помогла вьючиться Пэтэме.
Все на ногах, все готово к отвалу.
— Летовать будем на устье Куюмбы, — говорил Рауль Орбоче.
— Обдирая белку, не вырывайте из беличьего хвоста кости, — передавал ему толстоголосо купеческий наказ Орбоча.
— Баяты, доглядывай за быками. Не стали бы они вначале искать свой табун, — предупредил Бали на прощанье своего старого друга. — Не доглядишь, убегут.
— Не поленимся, друг. Доглядим!
…И раскололся с Наткни их кочевой путь стрельчатой вилкой.
10