Большой аргиш

— Да, Гольтоуль стоит на Некараке, — повторил Бали. — Лилиуль у него пастухом. Не забыл меня Лил нуль.

Бали закурил трубочку и любовно погладил дожелта прокуренную кость.

— Имя отца Гольтоуля было «Джероко-Чембиле»[99]. За то его назвали так, что он ловил чужих оленей и пят» нал их под свою метку. Это увеличивало приплод и без того большого табуна, который достался по наследству Гольтоулю. Гольтоуль был тоже мастер потихоньку резать уши чужим оленям. Но что было делать с ним, когда его русские начальники сделали кочевым князем? Спину Лилиуля сломал Джероко-Чембиле. Я проходил тогда мимо стойбища и взял его больного к себе. Чирокчана водилась с ним долго, и выходила. Он вырос, горб — тоже. Ловить уж оленей хорошо научился, когда отец его взял к себе в пособники пастушить. Я дал Лилиулю два десятка оленей, как сыну, чтобы он мог жить своим хозяйством. Но как случилось, что Лилиуль остался без них и сделался пастухом Гольтоуля? Народ болтал, что Гольтоуль отбил старику головней грудь, и тот, как подсеченное дерево, скоро засох. Эко, Лилиуль? С Гольтоулем мне не хотелось бы встречаться.

— Почему, дедушка? — спросил Сауд.

— Встретясь с ним, я должен буду вцепиться ему в волосы! А для драки, сыночек, я стар. Путать тебя в это дело не хорошо. Гольтоуль отобрал у пастуха Лопчокона себе третью жену, а его выгнал. За Лапчокона вступился отец Лилиуля, за это и погиб. — Бали опустил утомленную голову и грустно докончил: — Время, мужичок, людей старит, горе ему помогает. Уйти надо отсюда, пока нож Гольтоуля не перепятнал наших оленей. Что сделаешь с баем? Правду он топчет богатством своих табунов.

Рассветало, когда стихли разговоры в чуме. Сауду, взволнованному рассказами старика, снилось, что Гольтоуль поймал его верхового оленя и перепятнывает под свою метку. Сауд хватает пальму, но рукоятка у пальмы обламывается. Тянет с бедра нож, но острый клинок остается в ножнах; бросается к ружью, но уже поздно. На шее у него затягивается, как на олене накинутый Голь-тоулем, ремень. Сауд кричит. На помощь к нему бегут Бали с горбуном Лилиулем. Лилиуля догоняют многоголовый Калмаков и Шагданча…

Вдруг петля разорвалась, и Сауд услышал в голых деревьях шум ветра. Он встал потный от страшного сна.

Притоки несли лед в русло Катанги. Над ней, как над тлеющей колодиной, поднимался густой пар ледостава.

И только чуть стихло шипенье шуги, слипся торосеватый лед, ветер сдул пар, — Сауд поспешил избавиться от соседства Гольтоуля. Он перешел на правую сторону Катанги и откочевал по Такуре к реке Тычаны. Он обошел болото Хивабу и вышел на озеро, где была древняя могила Момоля — родоначальника его орды.

Сауд был р. ад, >что ушел далеко от берегов Катанги, и ни о чем, кроме промысла пищи, больше не думал. Он несколько раз видел лисиц, но пропустил их мимо, чтобы сберечь пулю на глухаря, даже на рябчика. Белка Сауда только забавляла. На перевале из Шошука в Хушмуку он наткнулся на след старой выдры и свернул в сторону. Зачем ему пушнина, когда он вовсе не хочет выходить на фактории за покрутой? Он услышал от встречных людей, что русский купец Феклишенок топчет дорогу из Яркиной на Чавиду. И Сауд нарочито пошел вниз по Тыча-нам, чтобы с Хушмуки свернуть на Майгучану и аргишить с нее прямо в хребты Тактыканы.

Сауд не трогал мучной пищи, ел только мясо. Когда из золы пахло свежей лепешкой, он уходил из чума или брал жирный кусок мяса, чтобы заглушить в себе желание поесть хлеба. Запасы мяса на стоянке Сауда не выводились. На добычу его он не жалел ни пуль, ни ног. К лету он думал остановиться на одном из рыбных притоков Чуни[100] и до осени кормить стариков рыбой. Муки не будет. Дулькумо догадается скоблить с древесины загустевший сок и заготовить побольше сараны.

На хребтах Тыптурго много сохатых. Там же много оленьих мхов. Бали манил туда Сауда своими рассказами о чудесных местах. И Сауд шел к ним путями прошлых кочевий Бали. Бали казалось, что их он узнает по запаху лесов.

Дулькумо первую половину зимы молча встречала Сауда, возвращающегося с охоты, и каждый раз вздыхала, не видя в его поняге пушнины.

Она не переставала завидовать Раулю, который никогда не приходил пустой. Добыча Топко была до забавного скудна.

— Сын, не думаешь ли ты промышлять белку летом? — не вытерпела Дулькумо. — Рауль добывает. С чем-то мы пойдем на Байкит за покрутой?

Сауд засмеялся.

— Мама, ты плохо стала видеть. Дорога моих аргишей идет в сторону от Байкита. Зачем мне белка? Я ем теперь только мясо и забыл вкус хлеба. Отец тоже напрасно тратит провиант на пушнину.

— Хо-хо! — ответил насмешливо Топко. — Посмотрим, чей-то ты табак курить будешь? Мой? Я не дам.

Сауд выбросил из кармана в огонь трубку. Дулькумо увидела, что сын не шутит. Она замолчала. Топко ушел к Раулю толковать о глупостях парня.