Большой аргиш

— Мама, лучше жить на одном мясе и рыбе, носить лосиновую одежду, стрелять луком, украшать одежду оленьей шерстью, забыть бисер, парить вместо чая траву, березовый нарост, чем встречаться с русскими и клянчить у них товар. Нет, голова моя зажила, и больше я не хочу, чтобы она болела. Я знаю, отец захочет идти с Раулем. Пускай идет. Ты не ходи. Ты не знаешь, что Пэтэму утопил Калмаков.

— Как?! — испугался Бали. — Так она не сама утонула?

— Не сама, дедушка, не сама.

— Эко, Пэтэма…

— Я не сказывал никому об этом. И… моя клятва — не топтать больше троп в сторону русских.

Придавленный новым горем, Бали сквозь слезы прошептал:

— Не топчи, сынок. Не топчи!..

На лбу Дулькумо печаль прочеркнула глубже морщинку. Она только теперь поняла сына.

Навьюченные олени стояли в ожидании отвала. Никто в стойбище, кроме Бали, не знал, куда Сауд поведет аргиш. После ссоры, которая произошла на днях, казалось, оба чума должны идти по разным дорогам. Топко было трудно аргишить без сына на факторию. Дулькумо решила кочевать с Саудом, куда бы он ни пошел. Топко по злобе хотел искрошить ее лыжи, но Сауд поймал его за грудь и вмял в снег.

Аргиш стоял. Сауд нарочно возился с юксой. Он пережидал, когда Рауль с семьей отвалит на Байкит. Но тот не шевелился с места. Не брался за повод и Топко.

— Зачем вы мучаете вьюками оленей? Кого ждете? Что не идете на факторию? Или забыли, что у меня нет пушнины и на Байкит я вам не попутчик? Дорогу на Янгото мы как-нибудь с дедушкой найдем. Что стоите?

Сауд быстро надел лыжи и пошел к оленям. Рауль пинком поднял на ноги важенку и направился за ним. На Байкит он думал попасть, позже, по летней воде. Мять дорогу по весеннему снегу — маята. На береегянке съездить в лавку куда будет проще. Положим, если дорогой на Чуню встретится попутчик на Байкит, Раулю не стыдно будет оставить упрямого Сауда. А пока с ним не стоит больше ругаться. Топко оставалось только идти за сыном.

Бали, приближаясь к многоводной, порожистой Чуне, несмотря на усталость, становился все веселее. Когда Сауд сказал ему, что видел синеву отвесных камней, он запел:

Глазами Сауда я слепенький вижу
Полуденный конец гольца Туптырго.
Шонюкэ-Шонюкэ.
Я молодой видел сердитый порог там.
Не добрее он стал теперь.
Шонюкэ-Шонюкэ.
Мужичок, когда поплывешь по Чуне,
На порогах берегом обташи берестянку,
Шонюкэ-Шонюкэ.

На стоянке Сауд выслушал долгий рассказ Бали о реке. У Чуни оказалось так много притоков, что Сауд не смог их запомнить все по порядку. Перед сном пришлось просить дедушку повторить рассказ.

— Откуда начнем? — согласился Бали. — Снизу вверх или сверху вниз? Мне все равно, мужичок. С тобой кочевать я всяко люблю.

— Начнем с головы, дедушка. Ты знаешь у Чуни вершину?

— Как не знать? Я ведь седой маленько. Посмотри-ка! — Бали захватил горсть спутанных густых волос.

Сауд засмеялся.

— Закуржевел ты, дедушка, немножко.

— Эко! Какая была этот год холодная зима! Hу, ладно. Глухарь затоковал. Тепло сгонит снежную кухту. Волосы мои почернеют.

Бали заправил за уши жесткие пряди и не торопясь, начал рассказывать:

— Три оленя будто сошлись головами к одному дымокуру: один будет хребет Кумкульды, другой тоже Кумкульды, а третий, на полночь который будет, Хованы. Из Хованы родилась река Татэ и на полночь пошла. Из Кумкульды с полночной же стороны начались две речки Еромо: против них и началась Чуня. Она загородила вечерний Кумкульды и пошла к нам. Второй-то Кумкульды пустой — как титька старушья. Из него не бежит речек. Отсюда, — Бали махнул левой рукой, — пришла из болот Чачо. По Чачо пойдешь — найдешь голову речки Укикит, а по Укикиту попадешь в полуденную Чуню. Чуня-то раскололась.

Бали мысленно плыл с Саудом по течению северной Чуни и против каждого называемого им устья притока махал то правой, то левой рукой. Он не забыл предупреждать Сауда об опасных местах: «тут порог, тут шивера».

— Дедушка, что если мы с тобой дойдем до устья и там заночуем? Ты не устал? Додюжишь?

— Языком шевелить — не веслом веслить. Пороги в чуме нашу лодку не затопят. Плыви да плыви. Мне только так и осталось, поплавать с тобой.

Когда Бали через Бергиму напрямик вывел Сауда к Байкиту, Дулькумо уже выспалась и, гцурясь на свет, засмеялась.

— Ложитесь спать, кукушки!..