Большой аргиш

— Друг… идем ко мне… Хорошим вином… гостить буду. Идем!

На своем локте Топко почувствовал сильную руку Харлашенка, посмотрел с грустью на Игнашкину избу и нехотя пошел рядышком с Гришкой в гору.

— Эх! Рот-тозеи! — выругался Харлашенок. — Так работать будем, наживем пожитку — кляп да нитку. Видели, я тороплюсь, ну и хватали бы турсуки… Садись, друг. Баба, давай, потчевай гостя.

Топко неловко было одному в новой избе среди четырех незнакомых русских. Уйти к Шагданче, где были свои, он тоже не решался. Держала пушнина. Он потихоньку покашливал, тоскливо поглядывал через окошко на Катангу, красную от заката.

«Хотя бы один кто пришел сюда, — думал Топко. — Как я отбился от них?»

Харлашенок спрятал шкуры и турсук с белкой. Топко волей-неволей пришлось ждать угощений с покрутой у нового «друга». Однако он вспомнил, что шкуры — Сауда, а белка — Рауля. Топко об этом рассказал Харлашенку.

— А где твоя пушнина?

— Утащили к Шагданче.

— Утащили? Но, ничего, потом за ней сходишь. Гостись пока.

На пороге показался Голенков.

— Григорий Харлампыч, твои ребята утащили турсук не этого тунгуса. Я пришел за ним.

— Турсук нес я, отдавать его буду не тебе. Не мешай мне заниматься делом. Если в требу тебе моя избенка, переходи на работу.

— Разговор этот прибережем для другого раза. Топко Иванович, — Голенков придумал эвенку отчество, — пойдем к Шагданче в избу гостевать.

Харлашенок прищурился и всей пятерней указал Голенкову на дверь.

— Пошли ко мне Игнашку для разговоров. Не пойдет — скажи, что за такие дела я ему охотно прибавлю плешины. Пусть он принесет турсук с пушниной Топко. Он хочет сам у меня покручаться.

— М-м! Ладно!.. — Филипп попятился из избы.

Топко мало понял, о чем говорили русские, но заметил их ссору по недобрым взглядам.

Филька ушел. На столе стоял помятый, запаянный самовар, в тарелке искрилось талое масло, лежала большая булка хлеба и кусок рыбы. Харлашенок угощал Топко, улыбался, улыбалась баба, скалились у дверей большезубые парни.

— Масло ешь, губы будут мягче! — говорил весело Гришка.

Гришка знал много эвенкийских слов. Топко, слыша их, начал чувствовать себя лучше. Когда же Харлашенок угостил его спиртом, Топко стал смеяться, поплевывать и сам назвался Харлашенку в друзья.

— Масло едаем, пирт пиваем, — друг ставаем. Другой разу пьем — век друг!..

Топко растолмачил Гришке, что теперь не только он сам ему Друг, а все — Рауль, Мороненок, Арбунча и Дулькумо с сыном — такие же верные друзья Харлашенку.

Григорий не расплескивал напрасно чистый спирт. Он умело смачивал Топко губы и согревал в нем веру в свое гостеприимство Пусть Топко один съест всю прикормку, зато он приведет за собой эвенков. Заведутся помаленьку друзья.

Правее сопок Едо в таежные кудлы вплеталась розовость утра. Через окно заря раскрасила в лавке товары. Их видел Топко через дверь. Но ему было не до них. Ноги его подогнулись, тело распустилось сыромятью, в ушах шелестело.

В избе Харлашенка наступила утренняя дремота. У дверей сторожил Кузька. За ним поглядывал из калмаковской избы Филька Голенков. Над Катангой плавал зоркоглазый орлан-рыболов.

Игнатий Федорович спал мало. Харлашенок перехватил эвенка. Это досадно. Угроза Гришки беспокоила. Змея иметь по соседству — не радость.

— Слушай, Филипп, не отдадим мы этому гаду, Гришке, ни одного нашего эвенка. Жаба поселила его на застроенном месте.

— Что же, Игнатий Федорович, на кулачку идти? Они нас с тобой перебьют…

— Припугнуть тунгусишек надо, чтобы они помнили наперед дружбу, — подсказал Игнатий Фильке.

Проснулся Мороненок. Он растолкал Рауля с Арбунчей. Полушепот русских стих.

— Ставайте, пойдем смотреть Гришкину лавку. Где Топко?

Последние слова Мороненка услышал Шагданча.

— Зовите Топко ко мне гостевать, — сказал он. — Гришка морил его.

— Может! — и Мороненок, зевая, поглядел в окно, в сторону новой избы. — Ха-ха! Смотрите… Смотрите… Лю-юча!

К избе приближался сияющий Топко. Он был наряжен Харлашенком напоказ. На ногах блестели лаковые голениша сапог, синели с напуском поношенные суконные штаны. Топко был в красной шелковой рубахе, поверх которой красовался заштопанный директорский сюртук с бархатными петлицами и гербовыми пуговицами по бортам. По пятам стегали зеленые кисти гарусного пояса. Голову прикрывал блином казачий картуз «бескозырка».

От Топко пахло табаком и водкой. Арбунча, Рауль и Мороненок завидовали его наряду.

— Пустите, князь пришел! — крикнул Шагданча и потянул Топко к столу угощать. Топко выдернул руку. Он позвал своих к Харлашенку.

— Лавка у Гришки — солнце!..

В воображении эвенков замельтешили невиданные товары.

— Пошли! — сказал Мороненок. — Топко, веди нас.

Филипп ждал, что ему прикажет делать хозяин. Хватать ли за шиворот соблазнителя, подпереть ли дверь и разом задержать всю «тварь». Однако Шагданча стоял молча, и Фильке пришлось пропустить мимо себя эвенков.

— Ты что, Игнатий Федорович, этих тоже решил подарить Харлашенку? — спросил Голенков.

— Пускай сходят. Попьют, пожрут там, а за покрутой придут ко мне. Белка-то у нас.

— Так-то разве!

Игнатий хитро улыбнулся в бороду.