Большой аргиш

Харлашенок распахнул настежь дверь и на пороге с бутылкой рома в руках встретил друзей. Он был весел, приветлив. Пусть он не получит в этот раз от эвенков пушнину, захваченную Игнашкой, но все равно будет их покручать. Даст много в долг и этим заставит рассказывать в тайге о себе. Довольные эвенки разнесут по кочевьям добрую весть и потянутся со всех троп в его лавку. Приехал на Байкит он не на день. Своей белки дождется.

В щегольском наряде Топко чувствовал себя необычно. Сапоги жали ноги, сюртук был тесен. Но он терпел. Поважничает, походит здесь, на фактории, покажется таким в чуме и отдаст потом все сыну Сауду. Вспомнив о сыне, Топко вспомнил его наказ:

— Друг, — сказал он Гришке, — сохатиные шкуры тебе другой люди через меня давали. Ты тот люди маленько давай табак, серянка, правка…

Кузька учил эвенков играть в карты Он их обыгрывал, бил Арбунчу по носу. Арбунча жмурился, Рауль с Мороненком хохотали до слез.

Потом пили вино, ели. Потом тянулись на пальцах. Когда Рауль перетянул Мороненка… тот разгорелся и вызвал его тянуться за волосы. Пьяненький Топко пел:

Сын мой Сауд —
Хороший стрелок.
Я не умею так.

Накрапывал дождь. Потемнело небо, потемнело в избе.

Топко вдруг вспомнил о покруте. Он послал молодых парней за пушниной к Игнашке. Рауль идти один струсил. Тогда поднялся Мороненок.

— Пойдем. Я тоже покручаться тут буду.

Арбунча понимал, что и ему нужно идти за своими турсуками к Шагданче, но он боялся встать. Пол качался под ним.

— Яким, сходи с ним. Поможешь притащить турсуки. В избу сам не лезь.

Мороненок пришел к Шагданче за своим добром. Кого ему бояться?

— Шагданча, давай белку!

— Куда тебе ее?

— Гриске. Покруту делать.

— Топко пуснина давай, — добавил Рауль.

— Фю-фю! — свистнул спокойно Игнатий. — У Гришки торговать наличными, а мне долги квасить?.. Никому не дам белки!

Яким заглянул в дверь. Это взбесило Игнатия. Обозлился, прикрикнул:

— Пособника привели? Пошли все от меня к черту! А ты там тоже не пяль харю. Живо заставим целовать икону святого чалдона.

Голенков пошел к дверям. Якимка подался за косяк и отбежал подальше от избы. Голенков подошел к пню.

— Не убегай. Не за тобой, по своему делу вышел. Заяц! Дождевого шуму боишься.

— А чо ты мне? Не за твоим пришел, не на тебя лезу. Велит хозяин куда — иду. Сейчас пришел по своей воле, так просто…

— То-то! — крякнул Филипп. — Разбудила сволота! Шарашатся. Век дня не знают.

Напрасно Харлашенок готовил в лавку пятилинейную лампу. Зажигать ее не пришлось. Эвенки от Игнашки вернулись без пушнины. Разгоряченный Мороненок отрывисто рассказал Гришке об отказе И о ругани Игнашки.

— Пошто так? Брать надо белку, белка ваша.

— Брать! — осмелел по совету Харлашенка Топко. Сношенные каблуки нарядных сапог его застучали по полу. Он шел за белкой один.

Шагданче Топко не должен. Гостевал не у него и дружить с ним не хочет. На что тут сердиться? Мороненок раскуривал трубку. Арбунча из блюдца пил чай.

Лил дождь. Волдырилось болотце.

Кузьма следом за Топко подошел к избе Калмакова и припал к стене ухом, стараясь не пропустить ни одного слова Игнашки, Фильки и Топко.

— A-а!.. И ты притянулась, сволочь, за пушниной, — рявкнул Игнашка, которого Топко убеждал в том, что «покрута брать этот пора Гриски надо». — Я те такую дам пушнину, что и другие забудут, как обманывать меня! Ух, ты, паршивец!..

— Пошто тебе сердит? — горячился Топко. — Сердит, да даром. Давай пуснина… Амун!..[103]

— Кто-о?.. Филипп, прикрой дверь. Я ему покажу — кто я.

Кузька неслышно перешел к окну. Сквозь мокрое стекло он видел, как Игнашка съездил ладонью по большому лицу нарядного Топко.

— Вот тебе амун! Вот тебе другой…

Топко бросился к двери. Филька, скрючив ногу, пнул эвенка в полный живот. Топко упал на затылок и глухо замычал.

Игнатий подскочил торопливо к Топко. Наклонился, поймал за руку, потряс.

— Друг, вставай. Мириться будем. Филипп, дай-ка чашку вина… Эй, друг!..

— Чо, не хочет? — крикнул из-за окошка Кузька. — Ловко вы его угостили.

Игнатий выпустил безжизненную руку Топко. Филька захлопнул на крюк дверь. Кузька сквозь дождь летел к Гришке с выгодной вестью.

25

Бали на ощупь отрезал вкось кусок дудки и сделал манок. Закрыл ладонью нижний конец, подул через кромку верхнего среза. Добился звука и передал манок Сауду.

— Так ночью дуди: медведя найдешь скоро. Только гут не пробуй. Услышит, полезет.

Сауд с винтовкой уехал на берестянке вверх по Янгото. Он плыл осторожно, время от времени дудел, прислушивался к тишине ночи, ждал зверя, но из густой таежной зелени на зов его никто не откликался. Сауд стал сомневаться, — возможна ли охота на медведя с пустой дудкой? И только вера в Бали заставляла его плыть, дудеть, прислушиваться. Ведь дедушка делал манок ему не для забавы.