Бомбейский сапфир (СИ)

— Ну что ты так к себе строго! — Вирнви сложил губы дудочкой и, набрав полные легкие воздуха, сдул с рожка люстры не менее чем столетнюю пыль прямо на лицо задравшего голову Малфоя. — И не таких тварей, как ты, любят, не горюй! Короче, я тебя разбудил, развеселил, носик твой красный — фу, опухший какой! — припудрил и прощения за вчерашнее получил. Адье, завтрак в девять. — Дракончик намерился, видно, уйти красиво и на радостях от удачно выполненной миссии по «утрясанию ситуации» взлетел ракетой, заорав:

— А еще ты большой палец во сне сосешь и слюни пускаешь — всю наволочку Гаррину обслюнявил, а она у него последняя любимая, две недели нестиранная… в цвето-о-очек! Ой! — Выступление под занавес чуть не провалилось, то есть потерявший берега дракон сильно приложился головой о лепную гипсовую розетку, позабыв, что сидит на люстре.

Впавший в ступор противник был явно повержен — он стоял посередине комнаты, опустив руки вдоль тела, даже не пытаясь очистить плечи и волосы, покрытые слоем «пепла», и почти беззвучно шевелил губами:

— Поттер, что?.. Да не может быть… Бред какой-то!

*

Сценка была хороша-а-а! С чувством выполненного долга Вирнви отряхнулся и упорхнул по направлению к первому этажу; слетая виражами в лестничный проем и заходя на посадку в маленьком коридорчике, ведущем на кухню, он с гудением, имитирующим рев истребителя, недобалансировал широко растопыренными лапами и неловко приземлился, пропахав немного носом по плохо вымытому паркету.

— Ага! Опять не убрано, не внял ты, калоша сраная, жопа ушастая, моим приказам. Я ещё погляжу, что ты там на завтрак сварганил, — себе под нос, но грозно, сказал он, повторно отряхиваясь, как обыкновенный кот. — Работы непочатый край — тут вот что ещё выправить придется: обнаглели совсем эльфы, драконов не боятся! — Сине-зелёный лиходей поднялся и вперевалочку почапал к щели между дверью и плинтусом, втянул живот и с чпоком, похожим на звук, издаваемым пробкой от шампанского, очутился в залитой утренним солнышком кухне.

*

Бедный-бедный Гарри Поттер! Весь бледный и взлохмаченный, дурно спавший ночью и мучимый всевозможными страхами, предчувствиями, сожалениями и раскаянием за совершенное не им нападение на предмет своей тайной страсти… к тому же ещё и познабливаемый недосыпом, явился он в столовую как на собственную казнь… Проклятущий Малфой, жертва его, поттеровского, головотяпства и он же виновник Гарриного смятения, был еще той мстительной штучкой — а тут Джинни со своей вечеринкой!

«Ну вот как, как сказать об этом Драко?!» — думал несчастный. И вообще — последствия всех нелепых, завязавшихся диким узлом событий представить аврору Поттеру было невозможно.

— И как это понимать? — голос Малфоя звенел и срывался; в кулаке он сжимал смятый пергамент, коим и стал потрясать перед носом вошедшего в столовую Гарри.

— Доброе утро, Дра… кха… ме… Малфой, — промямлил тот.

— Да нет, не доброе! — тихо сказал покрасневший от гнева гость, будто именно это было основной его претензией, и резко рухнул в стоящее у накрытого стола кресло, скрестил на груди дрожащие руки.

Гарри тоже неуверенно опустился на самый кончик стула напротив громко дышащего Драко:

— А что случилось?

— Приглашение. Мне. От твоей Уизли!!! Слушай, Поттер, мы с тобой не друзья. Просто из-за травмы… Да что я говорю, какая травма?! Всё из-за тебя — дурацкая твоя особенность привлекать к себе всякую погань! И только поэтому мне приходится тут с тобою жить. Ну вот почему с Великим Золотым мальчиком всегда так опасно оказываться рядом? Зараза ты какая-то, да просто магнит для всякой дряни! Как… как, не знаю… — Драко задыхался от возмущения, но говорить громко, как хотелось бы, мешал травмированный нос; про вчерашнее позорное происшествие он разумно решил не упоминать, а отыграться на своём извечном враге иначе, но не подрассчитал и сорвался: — Твоя же гадючья рыба меня покалечила. Если бы не обстоятельства моего проклятия, ноги бы моей тут не было! И никуда я с тобой не пойду, так и заруби себе на носу! — присказка, вырвавшаяся в пылу неподготовленной обвинительной речи, оказалась просто издевкой над самим собой. И Малфой замолчал.

Но на Гарри укорительная тирада совершенно неожиданно, вне всякой логики, произвела успокаивающее действие: