Где этот лютый зверь не тронул нас? —
Промолвил вождь по размышленье малом. —
Шёл нижним Адом в сумрак сокровенный,
Здесь не лежали глыбы, как сейчас.
Явился тот, кто стольких в небо взял,
Которые у Дита были пленны,
Что я подумал — мир любовь объяла,
Которая, как некто полагал,
Тогда и этот рушился утёс,
И не одна кой-где скала упала.
Течёт поток кровавый[126]
, сожигаяТех, кто насилье ближнему нанёс".
Вы мучите наш краткий век земной
И в вечности томите, истязая!
И всю равнину обходящий кругом,
Как это мне поведал спутник мой;
Кентавры, как, бывало, на земле,
Гоняя зверя, мчались вольным лугом.
А трое подскакали ближе к краю,
Готовя лук и выбрав по стреле.
Кричал: "Кто вас послал на этот след?
Скажите с места, или я стреляю".
Дадим Хирону[127]
, под его защитой.Ты был всегда горяч, себе во вред".
За Деяниру, гнев предсмертный свой
Запечатлевший местью знаменитой[128]
.Хирон, Ахиллов пестун величавый;
А третий — Фол[129]
, с душою грозовой.Стреляя в тех, кто, по своим грехам,
Всплывёт не в меру из волны кровавой".
Хирон, браздой стрелы раздвинув клубы
Густых усов, пригладил их к щекам
Сказал другим: "Вон тот, второй, пришлец,
Когда идёт, шевелит камень грубый;
Мой добрый вождь, к его приблизясь груди,
Где две природы[130]
сочетал стрелец,Я — вождь его сквозь сумрачный простор;
Он следует нужде, а не причуде.
Сходя ко мне, прервала аллилуйя[131]
;Я сам не грешный дух, и он не вор.
Так пусть же с нами двинется в поход
Один из вас, дорогу указуя,
И переправит в месте неглубоком;
Ведь он не тень, что в воздухе плывёт".
И молвил Нессу: "Будь проводником;
Других гони, коль встретишь ненароком".
Вожатый нас повёл без прекословий.
Был страшен крик варившихся живьём.
Кентавр сказал: "Здесь не один тиран,
Который жаждал золота и крови:
Здесь Александр[132]
и Дионисий лютый,Сицилии нанёсший много ран;
Граф Адзолино[133]
; светлый, рядом с ним, —Обиццо д'Эсте, тот, что в мире смуты
Поняв мой взгляд, вождь молвил, благосклонный:
«Здесь он да будет первым, я — вторым»[135]
.Толпе людей, где каждый был покрыт
По горло этой влагой раскалённой.
Несс молвил: "Он пронзил под божьей сенью
То сердце, что над Темзой кровь точит"[136]
.Других, являвших плечи, грудь, живот;
Иной из них мне был знакомой тенью.
И под конец он обжигал лишь ноги;
И здесь мы реку пересекли вброд.
Сказал кентавр, — мелеет кипяток,
Так, дальше, снова под уклон отлогий
И, полный круг смыкая там, где стонет
Толпа тиранов, он опять глубок.
И Аттила[137]
, когда-то бич земли,И Пирр, и Секст[138]
; там мука слезы гонит,Риньер де'Пацци и Риньер Корнето[139]
,Которые такой разбой вели".
ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ
Как мы вступили в одичалый лес,
Где ни тропы не находило око.
Там вьётся в узел каждый сук ползущий,
Там нет плодов, и яд в шипах древес.
От Чечины и до Корнето[140]
нет,Приют зверью пустынному дающей.
Тех, что троян, закинутых кочевьем,
Прогнали со Строфад предвестьем бед[141]
.Когтистые, с пернатым животом,
Они тоскливо кличут по деревьям.
Так начал мой учитель, наставляя, —
Знай, что сейчас мы в поясе втором,
Здесь ты увидишь то, — добавил он, —
Чему бы не поверил, мне внимая".
Но никого окрест не появлялось;
И я остановился, изумлён.