Святая церковь средь усобных гроз, —
Вся мощь второго,[1359]
чья святая цельЗдесь до меня Фомой превозносилась.
Его окружность, брошен в дни упадка,
И винный камень заменила цвель.
Его шагов свернули до того,
Что ставится на место пальцев пятка.
Как плох был труд, когда сорняк взрыдает,
Что житница закрыта для него.[1360]
Всю нашу книгу, встретит и листок,
Гласящий: «Я таков, как подобает».
И не в Касале, где твердят открыто,
Что слишком слаб устав иль слишком строг.[1361]
Из Баньореджо;[1362]
мне мой труд был свят,И всё, что слева,[1363]
было мной забыто.Из первых меж босыми бедняками,
Которым бог, с их вервием, был рад.
И Пётр Едок, и Пётр Испанский тут,
Что сквозь двенадцать книг горит лучами;[1366]
Золотоустым,[1367]
и Ансельм с Донатом,К начатку знаний приложившим труд;[1369]
Огне сияет вещий Иоахим,
Который был в Калабрии аббатом.[1371]
Завидовать такому паладину
Подвиг меня хвалением своим;[1372]
ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ
Вообразит (и образ, внемля мне,
Пусть держит так, как бы скала держала)
Таким огнём, что он нам блещет в очи,
Любую мглу преодолев извне;
На нашем небе вольно колесит
И от круженья дышла — не короче;[1374]
Направленного от иглы устоя,
Вокруг которой первый круг скользит;[1375]
Как тот, который, чуя смертный хлад,
Сплела в былые годы дочь Миноя,
И эти знаки, преданы вращенью,
Идут — один вперёд, другой назад,[1376]
—Созвездие, чей светлый хоровод
Меня обвил своей двойною сенью,
Так несравнимо, как теченье Кьяны[1377]
С той сферою, что всех быстрей течёт.
Но в божеской природе три лица
И как она и смертная слияны.
И устремили к нам своё сиянье,
И вновь их счастью не было конца.
Тот свет,[1379]
из чьих я слышал тайниковО божьем нищем чудное сказанье,
Смолочен, и зерно лежать осталось,
Я и второй обмолотить готов.[1380]
Ребро, чтоб вышла нежная щека,
Чьё нёбо миру дорого досталось,[1382]
Пронзённая, так много искупила,
Что стала всякая вина легка,
Природе человеческой, влила
Создавшая и ту и эту сила;
Что равного не ведала второго
Душа,[1384]
чья благость в пятый блеск вошла.С тем, что ты думал, точно совпадёт,
И средоточья в круге нет другого.[1385]
Лишь отблеск Мысли, коей Всемогущий
Своей Любовью бытие даёт;[1387]
От Светодавца и единый с ним,
Как и с Любовью, третьей с ними сущей,
На девять сущностей,[1388]
как на зерцала,И вечно остаётся неделим;
Из круга в круг, и под конец творит
Случайное и длящееся мало;
Созданий, всё, что небосвод кружащий
Чрез семя и без семени плодит.
Его средой,[1389]
и потому чеканДаёт то смутный оттиск, то блестящий.
Бывает качество плодов неравно,
И разный ум вам от рожденья дан.
И натиск силы неба был прямой,
То блеск печати выступал бы явно.
Как если б мастер проявлял уменье,
Но действовал дрожащею рукой.
Его печатью Силы нагнела,
То возникает высшее свершенье.
Стать совершеннее, чем все живое;
Так приснодева в чреве понесла.
Не ведало носителей таких
И не изведает, как эти двое.
"Так чем его премудрость[1390]
несравненна?" —Гласило бы начало слов твоих.
Помысли, кем он был и чем влеком,
Он, услыхав: «Проси!»[1391]
— молил смиренно.Что он был царь, о разуме неложном