Божественная комедия

      Просивший, чтобы истым быть царём;

⁹⁷ Не чтобы знать, в числе их непреложном,

      Всех движителей;[1392] можно ль заключить

      К necesse при necesse и возможном;[1393]

¹⁰⁰ И можно ль primum motum допустить;[1394]

       Иль треугольник в поле полукружья,

       Но не прямоугольный, начертить.

¹⁰³ Так вот и прежде речь клонил к тому ж я:

       Я в царственную мудрость направлял,

       Сказав про мудрость, острие оружья.

¹⁰⁶ И ты взглянув ясней на «восставал»[1395],

       Поймёшь, что это значит — меж царями;

       Их — множество, а круг хороших мал.

¹⁰⁹ Вот, что моими сказано словами;

       Их смысл с твоим сужденьем совместим

       О праотце и о любимом нами.[1396]

¹¹² Да будет то свинцом к стопам твоим,

       Чтобы ты шёл неспешно, как усталый,

       И к «да», и к «нет», когда к ним путь незрим;

¹¹⁵ Затем что между шалых — самый шалый,

       Кто утверждать берётся наобум

       Иль отрицать с оглядкой слишком малой.

¹¹⁸ Ведь очень часто торопливость дум

       На ложный путь заводит безрассудно;

       А там пристрастья связывают ум.

¹²¹ И хуже, чем напрасно, ладит судно

       И не таким, как был, свершит возврат

       Тот рыбарь правды, чьё уменье скудно.

¹²⁴ Примерами перед людьми стоят

       Брис, Парменид, Мелисс и остальные,[1397]

       Которые блуждали наугад,

¹²⁷ Савелий, Арий и глупцы иные,[1398]

       Что были как мечи для божьих книг

       И искривляли лица их прямые.

¹³⁰ Никто не думай, что он столь велик,

       Чтобы судить; никто не числи жита,

       Покуда колос в поле не поник.

¹³³ Я видел, как угрюмо и сердито

       Смотрел терновник, за зиму застыв,

       Но миг — и роза на ветвях раскрыта;

¹³⁶ Я видел, как, лёгок и горделив,

       Бежал корабль далёкою путиной

       И погибал, уже входя в залив.

¹³⁹ Пусть донна Берта или сэр Мартино,[1399]

       Раз кто-то щедр, а кто-то любит красть,

       О них не судят с богом заедино;

¹⁴² Тот может встать, а этот может пасть".

ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Четвёртое небо — Солнце (окончание) — Пятое небо — Марс. — Воители за веру

¹ В округлой чаше от каймы к средине

     Спешит вода иль изнутри к кайме,

     Смущённая извне иль в сердцевине.

⁴ Мне этот образ вдруг мелькнул в уме,

     Когда умолкло славное светило

     И Беатриче тотчас вслед Фоме

⁷ В таких словах начать благоволила, —

     Настолько совершенно к их речам

     Уподобленье это подходило:[1400]

¹⁰ "Он хочет, хоть и не открылся вам

      Ни голосом, ни даже помышленьем,

      В одной из истин снизойти к корням.

¹³ Скажите: свет, который стал цветеньем

      Природы вашей, будет ли всегда

      Вас окружать таким же излученьем?

¹⁶ И если вечно будет, то, когда

      Вы станете опять очами зримы,[1401]

      Как зренью он не причинит вреда?"

¹⁹ Как, налетевшей радостью стремимы,

      Те, кто крутится в пляске круговой,

      Поют звончей и вновь неутомимы,

²² Так, при словах усердной просьбы той,

      Живей сказалась душ святых отрада

      Кружением и звуков красотой.

²⁵ Кто сетует, что смерть изведать надо,

      Чтоб в горних жить, — не знает, не вкусив,

      Как вечного дождя[1402] сладка прохлада.

²⁸ Единый, двое, трое, тот, кто жив

      И правит вечно, в трёх и в двух единый,

      Всё, беспредельный, в свой предел вместив,

³¹ Трикраты был воспет святой дружиной

      Тех духов, и напев так нежен был,

      Что всем наградам мог бы стать вершиной.

³⁴ И вскоре, в самом дивном из светил

      Меньшого круга,[1403] голос благочестный,

      Как, верно, ангел деве говорил,

³⁷ Ответил так: "Доколе Рай небесный

      Длит праздник свой, любовь, что в нас живёт,

      Лучится этой ризою чудесной.

⁴⁰ Её свеченье пылу вслед идёт,

      Пыл — зренью вслед, а зренье — до предела,

      Который милость сверх заслуг даёт.

⁴³ Когда святое в новой славе тело

      Нас облечёт, то наше существо

      Прекрасней станет, завершась всецело:

⁴⁶ Окрепнет свет, которым божество

      По благости своей нас одарило,

      Свет, нам дающий созерцать его;

⁴⁹ И зрения тогда окрепнет сила,

      Окрепнет пыл, берущий мощность в нём,

      Окрепнет луч, рождаемый от пыла.

⁵² Но словно уголь, пышущий огнём,

      Господствует над ним своим накалом,

      Неодолим в сиянии своём,

⁵⁵ Так пламень, нас обвивший покрывалом,

      Слабее будет в зримости, чем плоть,

      Укрытая сейчас могильным валом.

⁵⁸ И этот свет не будет глаз колоть:

      Орудья тела будут в меру сильны

      Для всех услад, что нам пошлёт господь".

⁶¹ Казались оба хора так умильны,

      Стремясь «Аминь!»[1404] проговорить скорей,

      Что им был явно дорог прах могильный, —

⁶⁴ Быть может, и не свой, а матерей,

      Отцов и всех, любимых в мире этом

      И ставших вечной чередой огней.

⁶⁷ И вот кругом, сияя ровным светом,

      Забрезжил блеск над окаймлявшим нас,

      Подобный горизонту пред рассветом.

⁷⁰ И как на небе в предвечерний час

      Рождаются мерцанья, чуть блистая,

      Которым верит и не верит глаз,

⁷³ Я видел — новых бестелесных стая

      Окрест меня сквозит со всех сторон,

      Два прежних круга третьим окружая.

⁷⁶ О Духа пламень истинный! Как он

      Разросся вдруг, столь огнезарно ясно,

      Что взгляд мой не стерпел и был сражён!

⁷⁹ Но Беатриче так была прекрасна

      И радостна, что это воссоздать

      Моё воспоминание не властно.

⁸² В ней силу я нашёл глаза поднять

      И увидал, что вместе с ней мгновенно

      Я в высшую вознёсся благодать.

⁸⁵ Что я поднялся, было несомненно,

      Затем что глубь звезды,[1405] раскалена,