Божественная комедия

      Дом Черки оставался бы в Аконе,[1458]

      Род Буондельмонти бы на Греве[1459] жил.

⁶⁷ Смешение людей в едином лоне

      Бывало городам всего вредней,[1460]

      Как от излишней пищи плоть в уроне.

⁷⁰ Ослепший бык повалится скорей

      Слепого агнца; режет острой сталью

      Единый меч верней, чем пять мечей.

⁷³ Взглянув на Луни и на Урбисалью,[1461]

      Судьба которых также в свой черёд

      И Кьюзи поразит, и Синигалью,[1462]

⁷⁶ Ты, слыша, как иной пресёкся род,

      Мудрёной в этом не найдёшь загадки,

      Раз города, и те кончина ждёт.

⁷⁹ Всё ваше носит смертные зачатки,

      Как вы, — хотя они и не видны

      В ином, что длится, ибо жизни кратки.

⁸² Как берега, вращаясь, твердь луны

      Скрывает и вскрывает неустанно,

      Так судьбы над Флоренцией властны.

⁸⁵ Поэтому звучать не может странно

      О знатных флорентийцах речь моя,

      Хоть память их во времени туманна.

⁸⁸ Филиппи, Уги, Гречи видел я,

      Орманни, Кателлини, Альберики —

      В их славе у порога забытья.

⁹¹ И видел я, как древни и велики

      Дель Арка и Саннелла рядом с ним,

      Ардинги, Сольданьери и Бостики.[1463]

⁹⁴ Вблизи ворот, которые таким

      Нагружены предательством, что дале

      Корабль не может плавать невредим,[1464]

⁹⁷ В то время Равиньяни обитали,

      Чтоб жизнь потом и графу Гвидо дать,

      И тем, что имя Беллинчоне взяли.[1465]

¹⁰⁰ Умели Делла Пресса управлять;

       И уж не раз из Галигаев лучший

       Украсил позолотой рукоять.[1466]

¹⁰³ Уже высок был белий столб,[1467] могучи

       Фифанти, те, кто кадкой устыжён,[1468]

       Саккетти, Галли, Джуоки и Баруччи.

¹⁰⁶ Ствол, давший ветвь Кальфуччи,[1469] был силён;

       Род Арригуччи был средь привлечённых

       К правлению, род Сиции почтён.

¹⁰⁹ В каком величье видел я сражённых

       Своей гордыней![1470] Как сиял для всех

       Блеск золотых шаров непосрамленных![1471]

¹¹² Такими были праотцы и тех,

       Что всякий раз, как церковь опустеет,

       В капитуле жиреют всем на смех.[1472]

¹¹⁵ Нахальный род,[1473] который свирепеет

       Вслед беглецу, а чуть ему поднесть

       Кулак или кошель, — ягнёнком блеет,

¹¹⁸ Уже тогда все выше начал лезть;

       И огорчался Убертин Донато,[1474]

       Что с ними вздумал породниться тесть.

¹²¹ Уже и Капонсакко на Меркато

       Сошёл из Фьезоле;[1475] и процвели

       И Джуда меж граждан, и Инфангато.

¹²⁴ Невероятной истине внемли:

       Ворота в малый круг во время оно

       От Делла Пера имя повели.[1476]

¹²⁷ Кто носит герб великого барона,

       Чью честь и память, празднуя Фому,

       Народ оберегает от урона,

¹³⁰ Те рыцарством обязаны ему;

       Хоть ищет плотью от народной плоти

       Стать тот, кто этот щит замкнул в кайму.[1477]

¹³³ Я Импортуни знал и Гвальтеротти;

       И не прибавься к ним иной сосед,

       То Борго жил бы не в такой заботе.[1478]

¹³⁶ Дом, ставший корнем ваших горьких бед,

       Принёсший вам погибель, в злобе правой,

       И разрушенье бестревожных лет,

¹³⁹ Со всеми сродными почтён был славой.

       О Буондельмонте, ты в недобрый час

       Брак с ним отверг, приняв совет лукавый![1479]

¹⁴² Тот был бы весел, кто скорбит сейчас,

       Низринь тебя в глубь Эмы[1480] всемогущий,

       Когда ты в город ехал в первый раз.

¹⁴⁵ Но ущерблённый камень, мост блюдущий,[1481]

       Кровавой жертвы от Фьоренцы ждал,

       Когда кончался мир её цветущий.

¹⁴⁸ При них и им подобных я видал

       Фьоренцу жившей столь благоуставно,

       Что всякий повод к плачу отпадал;

¹⁵¹ При них народ господствовал так славно

       И мудро, что ни разу не была

       Лилея опрокинута стремглавно[1482]

¹⁵⁴ И от вражды не делалась ала".[1483]

ПЕСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ

Пятое небо — Марс (продолжение)

¹ Как вопросить Климену[1484], слыша новость,

     Его встревожившую, поспешил

     Тот, кто в отцах родил к сынам суровость,[1485]

⁴ Таков был я, и так я понят был

     И госпожой, и светочем священным,

     Который место для меня сменил.

⁷ И Беатриче: "Пусть не будет пленным

     Огонь желанья; дай ему пылать,

     Отбив его чеканом сокровенным;

¹⁰ Не потому, чтобы ты мог сказать

      Нам новое, а чтобы приучиться,

      Томясь по влаге, жажды не скрывать".

¹³ "Мой ствол, чей взлёт в такие выси мчится,

      Что, как для смертных истина ясна,

      Что в треугольник двум тупым не влиться,

¹⁶ Так ты провидишь все, чему дана

      Возможность быть, взирая к Средоточью,

      В котором все совместны времена, —

¹⁹ Когда Вергилий мне являл воочью

      Утёс, где дух становится здоров,

      И мёртвый мир, объятый вечной ночью,

²² Немало я услышал тяжких слов

      О том, что в жизни для меня настанет,

      Хотя к ударам рока я готов;

²⁵ Поэтому мои желанья манит

      Узнать судьбу моих грядущих лет;

      Стрела, которой ждёшь, ленивей ранит".

²⁸ Так я промолвил, вопрошая свет,

      Вещавший мне; так, повинуясь строго,

      Я Беатриче выполнил завет.

³¹ Не притчами, в которых вязло много

      Глупцов, когда ещё не пал, заклан,

      Грехи людей принявший агнец бога,[1486]

³⁴ Но ясной речью был ответ мне дан,

      Когда отец, пекущийся о чаде,

      Сказал, улыбкой скрыт и осиян:

³⁷ "Возможное, вмещаясь в той тетради,

      Где ваше начерталось вещество,

      Отражено сполна в предвечном взгляде,

⁴⁰ Не став необходимым оттого,

      Как и ладьи вниз по реке движенье —

      От взгляда, отразившего его.

⁴³ Оттуда[1487] так, как в уши входит пенье