Божественная комедия

      И с действием казалась речь совместной.

⁴⁰ На имя Маккавея[1499] проплыла

      Другая, как бы коло огневое, —

      Бичом восторга взвитая юла.

⁴³ Великий Карл с Орландом, эти двое

      Мой взгляд умчали за собой вослед,

      Как сокола паренье боевое.

⁴⁶ Потом Гульельм и Реноард[1500] свой свет

      Перед моими пронесли глазами,

      Руберт Гвискар и герцог Готофред.[1501]

⁴⁹ Затем, смешавшись с прочими огнями,

      Дух, мне вещавший, дал постигнуть мне,

      Как в небе он искусен меж певцами.

⁵² Я обернулся к правой стороне,

      Чтобы мой долг увидеть в Беатриче,

      В словах иль знаках явленный вовне;

⁵⁵ Столь чисто было глаз её величье,

      Столь радостно, что блеском превзошло

      И прежние, и новое обличье.

⁵⁸ Как в том, что дух всё более светло

      Ликует, совершив благое дело,

      Мы видим знак, что рвенье возросло,

⁶¹ Так я постиг, что большего предела

      Совместно с небом огибаю круг, —

      Столь дивно Беатриче просветлела.

⁶⁴ И как меняют цвет почти что вдруг

      У белолицей женщины ланиты,

      Когда стыдливый с них сбежит испуг,

⁶⁷ Так хлынула во взор мой, к ней раскрытый,

      Шестой звезды благая белизна,

      Куда я погрузился, с нею слитый.

⁷⁰ Была планета Диева[1502] полна

      Искрящейся любовью,[1503] чьи частицы

      Являли взору наши письмена.

⁷³ И как, поднявшись над прибрежьем, птицы,

      Обрадованы корму, создают

      И круглые, и всякие станицы,

⁷⁶ Так стаи душ, что в тех огнях живут,

      Летая, пели и в своём движенье

      То D, то I, то L сплетали тут.

⁷⁹ Сперва они кружили в песнопенье;

      Затем, явив одну из букв очам,

      Молчали миг-другой в оцепененье.

⁸² Ты, Пегасея[1504], что даришь умам

      Величие во времени далёком,

      А те — тобой — краям и городам,

⁸⁵ Пролей мне свет, чтоб, виденные оком,

      Я мог их начертанья воссоздать!

      Дай мощь твою коротким этим строкам!

⁸⁸ И гласных, и согласных семью пять

      Предстало мне; и зренье отмечало

      За частью часть, чтоб в целом сочетать.

⁹¹ «DILIGITE JUSTTIAM», — сначала

      Глагол и имя шли в скрижали той;

      «QUI JUDICATIS TERRAM»,[1505] — речь кончало.

⁹⁴ И в М последнего из слов их строй

      Пребыл недвижным, и Юпитер мнился

      Серебряным с насечкой золотой.

⁹⁷ И видел я, как новый сонм спустился

      К вершине М, на ней почить готов,

      И пел того, к чьей истине стремился.

¹⁰⁰ Вдруг, как удар промеж горящих дров

       Рождает вихрь искрящегося пыла, —

       Предмет гаданья для иных глупцов, —

¹⁰³ Так и оттуда стая светов взмыла

       И вверх к различным высотам всплыла,

       Как Солнце, их возжёгшее, судило.

¹⁰⁶ Когда она недвижно замерла, —

       В той огненной насечке, ясно зримы,

       Возникли шея и глава орла.

¹⁰⁹ Так чертит мастер неруководимый;

       Он руководит, он даёт простор

       Той силе, коей гнезда сотворимы.

¹¹² Блаженный сонм, который до сих пор

       В лилее М[1506] не ведал превращений,

       Слегка содвигшись, завершил узор.[1507]

¹¹⁵ О чистый светоч![1508] Свет каких камений,

       И скольких, мне явил, что правый суд

       Нисходит с неба, в чьей ты блещешь сени!

¹¹⁸ Молю тот Разум, где исток берут

       Твой бег и мощь, взглянуть на клубы дыма,

       Которые твой ясный луч крадут,[1509]

¹²¹ И вновь разгневаться неукротимо

       На то, что местом торга сделан храм,

       Из крови мук возникший нерушимо.

¹²⁴ О рать небес, представшая мне там,

       Молись за тех, кто бродит, обаянный

       Дурным примером, по кривым путям!

¹²⁷ В былом сражались, меч подъемля бранный;

       Теперь — отнять стараясь где-нибудь

       Хлеб, любящим Отцом всем людям данный.[1510]

¹³⁰ Но ты, строчащий, чтобы зачеркнуть,[1511]

       Знай: Пётр и Павел, вертоград спасая,

       Тобой губимый, умерли, но суть.

¹³³ Ты, впрочем, скажешь: "У меня такая

       Любовь к тому, кто одиноко жил

       И пострадал, от плясок умирая,

¹³⁶ Что и Ловца и Павла я забыл".[1512]

ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Шестое небо — Юпитер (продолжение)

¹Парил на крыльях, широко раскрытых,

     Прекрасный образ и в себе вмещал

     Веселье душ, в отрадном frui[1513] слитых.

⁴ И каждая была как мелкий лал,

     В котором словно солнце отражалось,

     И жгучий луч в глаза мне ударял.

⁷ И то, что мне изобразить осталось,

     Ни в звуках речи, ни в чертах чернил,

     Ни в снах мечты вовек не воплощалось.

¹⁰ Я видел и внимал, как говорил

      Орлиный клюв, и "я" и «мой» звучало,

      Где смысл реченья «мы» и «наш» сулил.

¹³ "За правосудье, — молвил он сначала, —

      И праведность я к славе вознесён,

      Для коей одного желанья мало.

¹⁶ Я памятен среди земных племён,

      Но мой пример в народах извращённых,

      Хоть и хвалим, не ставится в закон".

¹⁹ Так пышет в груде углей раскалённых

      Единый жар, как были здесь слиты

      В единый голос сонмы просветлённых.

²² И я тогда: "О вечные цветы

      Нетленной неги, чьи благоуханья

      Слились в одно, отрадны и чисты,

²⁵ Повейте мне, чтоб я не знал алканья,

      Которым я терзаюсь так давно,

      Не обретая на земле питанья!

²⁸ Хоть в небесах другой стране[1514] дано

      Служить зерцалом правосудью бога,

      Оно от вашей не заслонено.

³¹ Вы знаете, как я вам внемлю строго,

      И знаете сомненье[1515], тайных мук

      Моей душе принёсшее столь много".

³⁴ Как сокол, если снять с него клобук,

      Вращает голову, и бьёт крылами,

      И горд собой, готовый взвиться вдруг,

³⁷ Так этот образ, сотканный хвалами

      Щедротам божьим, мне себя явил

      И песни пел, неведомые нами.