В первой половине XIX в. в Германии, состоявшей из множества королевств, герцогств, курфюршеств и т. п., широко были распространены династические браки. Среди дворянства при выборе брачного партнера долго учитывалась знатность его рода. Как писал Ф. Энгельс, «для рыцаря и барона, как и для самого владетельного князя, женитьба — политический акт, случай для увеличения своего могущества при помощи новых союзов»,{12} в обществе осуждались браки с представителями свободных профессий (композиторами, художниками, артистами). Девушки из дворянских семей, терпевших материальную нужду, часто вынуждены были зарабатывать на жизнь уроками, но выйти замуж за недворянина матери им не разрешали. Тем не менее в конце XIX в. «многие из молодых аристократов, не имея никаких средств к жизни, отбросили свой аристократический гонор и начали вступать в брак с дочерьми банкиров и разжившихся биржевиков».{13} Тогда же сословная эндогамия в одних слоях стала нарушаться, в других (в среде рабочих и батраков) — укрепляться.
Вопрос о взаимной симпатии не играл решающей роли и среди бюргерства: уже одни охранявшие его привилегии достаточно суживали круг, в котором бюргер мог искать себе подходящую супругу. В среде ремесленников, чтобы побыстрее стать мастером, стремились жениться на дочке или вдове хозяина (хотя любовные отношения подмастерьев с дочерьми хозяев карались). При вступлении в брак ремесленнику следовало доказать, что он имеет достаточно средств для содержания семьи, иначе брак был невозможен. Подмастерьям еще труднее было вступить в брак.{14} Что касается крестьянства, то, как писал в конце XIX в. Р. Андрее,{15} романтическая любовь в этой среде подвергалась осмеянию, ее скрывали, главным фактором здесь при женитьбе также являлись материальные соображения. В то же время крестьянин обращал внимание и на здоровье и на внешнюю стать невесты, ибо ему нужна была работница.
Вплоть до XIX в. в ряде земель Германии зависимые крестьяне могли вступать в брак только с разрешения помещика, нередко он по своему выбору женил и разводил, пользовался правом первой брачной ночи, закрепленным законом до XVII в.{16} Несмотря на то что помещик был заинтересован в приросте рабочей силы, тем не менее вступающие в брак облагались налогом.
При вступлении в брак детей владельца полного или половинного крестьянского надела помещик или монастырь, в зависимости у которых он находился, взимал с него налог (Bedemund) в размере 10 грошей и 12 гимптенов (Himpten) овса (гимптен равен 31 кг), если же в брак вступали дети бедняка (кассата), то 5 грошей и 6 гимптенов овса. Без свидетельства об уплате такого налога священник не имел права их венчать.{17} Свободная женщина, вступившая в брак с крепостным, сама становилась несвободной. Свободный горожанин, женившийся на крепостной, рассматривался городским магистратом как нежелательный элемент, так как во время конфликтов он мог использоваться господином, у которого находился на службе, во вред городу.{18}
Уже для второй половины XVIII в. в литературе встречаются сведения о различиях при выборе брачного партнера между отдельными слоями крестьян: владельцами полного надела земли, половинного и бедняками, хотя в это время еще были возможны браки между представителями всех этих слоев. С отменой же крепостного права и выкупом феодальных повинностей ситуация меняется. Лейтмотивом в брачных делах становится экономический фактор, суть которого отчетливо выражена в пословице «Деньги к деньгам» (Geld muß zu Geld), и смешение с нижними слоями крестьянства является нежелательным. Деньги — главное для состоятельного крестьянина в браке; бедняки же довольствуются дополнительной парой работящих рук. Отныне чаще между собой начали вступать в брак дети кулаков и середняков. Владелец половинного надела мог еще жениться на дочери кассата, если она была единственной наследницей отчего клочка земли. Обычно же юноши из бедных семей женились преимущественно на девушках из своей среды.{19}
Стремление сохранить владения в рамках семьи привело к тому, что и в помещичьей, и в зажиточной крестьянской среде стали вступать в брак родственники (двоюродные, троюродные братья и сестры), хотя церковью такие браки и не одобрялись. К началу XX в. в крестьянской среде, например, на юге Нижней Саксонии троюродные братья и сестры уже не считались близкими родственниками и могли вступать в брак, тогда как браки между двоюродными, хотя и случались, но не очень поощрялись. Если же дети от браков между двоюродными братьями и сестрами, в свою очередь, вступали в брак между собой, это вызывало осуждение общественного мнения.{20} Таким образом, к XX в. по народному обычаю преимущественно запрещались лишь браки между ближайшими родственниками (т. е. родителями и детьми, родными братьями и сестрами), а также между крестным и крестницами (в прошлом между крестными одного и того же ребенка и даже между их детьми).