– Простите нас, – поспешно сказала Сара. – Мы вовсе не хотели вас обидеть или огорчить.
Ну, это она лишь за себя говорила, я-то как раз был не прочь вывести старика из состояния душевного равновесия, потому что таким образом из него можно было вытряхнуть какую-нибудь полезную информацию. Согласитесь, все это выглядело довольно странно и нелогично.
– Вы говорите, что все ваши дни наполнены до краев, – продолжил я. – А не могли бы вы уточнить, чем именно? Как вы проводите время?
– Майк! – попыталась одернуть меня Сара. – Это нас совершенно не касается!
– Просто интересно, – сказал я. – Он целыми днями сидит тут и созерцает свой пупок или…
– Я пишу, – ответил Лоуренс Арлен Найт.
– Сэр, – снова вмешалась Сара, – примите извинения за бестактное поведение моего друга. – И повернулась ко мне. – Капитан, строить разговор в форме допроса неприлично.
Однако я нисколько не смутился:
– Можете считать меня невоспитанным хамом, но я намерен получить ответы на свои вопросы. Этот человек утверждает, что все, кто сюда попадает, не хотят уходить. Говорит, что его дни наполнены под завязку. Если мы здесь застрянем, то неплохо бы знать…
– Каждый занимается тем, что ему нравится, – мягко сказал Найт, – причем исключительно ради собственного удовольствия. Других мотивов нет, мы все просто получаем удовольствие оттого, что заняты любимым делом, к которому лежит душа. Здесь не существует ни экономического, ни социального давления. Похвала, деньги или слава не имеют никакого значения. Тут каждый делает то, что он хочет, и остается верен себе.
– А вы, стало быть, пишете?
– Да.
– А позвольте узнать, что именно?
– Опираясь на весь свой обширный жизненный опыт, записываю сокровенные мысли, стараюсь выразить их наилучшим образом. Пишу и переписываю снова. Оттачиваю формулировки. Подыскиваю единственно верные слова и фразы. Пытаюсь понять, кто я и почему я именно такой, как есть, стараюсь углубить, расширить…
– Ну и как успехи? – перебил я старика.
Найт широким жестом указал на стоявшую на столе деревянную шкатулку:
– Здесь хранятся все плоды моих трудов. И это только начало, так сказать, первые шаги. Путь предстоит длинный, но меня он ничуть не утомляет. Закончу работу еще не скоро, если вообще когда-нибудь закончу. Хотя глупо об этом говорить, ведь времени для меня не существует. Здесь кто-то рисует, кто-то сочиняет музыку, кто-то ее исполняет… Многие занимаются такими вещами, о которых я никогда прежде и не слышал. Один из моих ближайших соседей, весьма… э-э-э… специфическая особь, разрабатывает крайне сложную игру: в этой игре множество правил, и ведется она в трех, а порой и в четырех измерениях…
– Скажите, а почему…
– Хватит уже, капитан! – не выдержала Сара. – Немедленно прекратите! Сэр Лоуренс Арлен Найт вовсе не обязан перед нами отчитываться. – И она посмотрела на меня так, будто хотела испепелить взглядом.
– Ничего страшного, – сказал хозяин дома. – Мне даже нравится просвещать вашего друга, ведь необходимо рассказать массу интересного. У того, кто еще только-только сюда пришел, естественно, возникает множество вопросов, и я только рад на них ответить.
– Майк, – позвал меня Ух.
– Тсс, – шикнула на него Сара.
– Да, это трудно осознать, – продолжал между тем Странник. – Весьма непросто принять то, что времени здесь не существует, разве что день сменяется ночью, из-за чего может возникнуть иллюзия движения времени, но на деле его нет. Сложно понять, что вчера, сегодня и завтра – едины, что можно уйти от тирании времени…
Тут Ух загудел во весь голос:
– Майк!
Сара встала, я тоже поднялся, и вдруг… вся картинка резко изменилась.
Мы оказались в лачуге с прохудившейся крышей и замызганным полом. Ну и обстановка: допотопные расшатанные стулья, к стене прислонен колченогий стол, а на нем разбросаны бумаги и стоит грубо сколоченный из досок ящик.
– Это выше человеческого понимания, – не унимался Найт. – Люди попросту не в силах даже вообразить такое. Порой я думаю, что, если бы кто-нибудь когда-нибудь сумел хоть краешком глаза заглянуть в это удивительное место, он счел бы его раем…
Изменился и сам Найт: теперь он был не просто древним стариком, но омерзительным ходячим трупом. Кожа обтянула череп, а губы усохли так, что стали видны желтые гнилые зубы. Чумазая тога вся в прорехах, а через них проступают ребра, как у оголодавшей за зиму без сена лошади. Скрюченные пальцы напоминают когти, борода слиплась от грязи и слюны, веки полуопущены, а вот глаза… О, глаза зыркали по сторонам с невероятной живостью.
– Сара! – крикнул я.
Моя спутница спокойно стояла и внимала тому, что вещал своим полусгнившим ртом хозяин дома, а он при этом продолжал сидеть на колченогом стуле.
Сара резко развернулась в мою сторону:
– Заткнитесь уже, или я за себя не отвечаю…
Сара и впрямь жутко разозлилась, и я понял, что она до сих пор видит Странника прежним. Она все еще была зачарована, или заколдована, или загипнотизирована – уж не знаю, как правильно назвать это наваждение, которое сумел развеять Ух.