Будапештская весна

Близился рассвет, над Дунаем обозначилась багровая полоса, возвещавшая восход солнца. В небе горела одна-единственная яркая звезда. Я очень устал, во всем теле ощущалась тяжесть. Медленно я направился к вокзалу, но потом передумал и спустился к реке, равнодушно ступая прямо в мокрую грязь. Незаметно рассвело так, что стало видно все вокруг; напротив меня, на острове, зазвенел бубенчик: видимо, там паслись коровы. Чуть дальше, у пристани, стояли на якоре три баржи кирпичного цвета. Мои ботинки были перепачканы грязью, лицо и шея покрыты пылью, а во рту появился неприятный привкус, какой бывает у человека после бессонной ночи.

Зайдя за развесистую иву, я разделся. В такую рань здесь никого не было. Я в чем мать родила вбежал в прохладную чистую воду, вспенивая ее ногами, окунулся в в нее и поплыл. Впервые за этот день мне стало приятно. Потом я лег на спину, опустив и голову в воду, чтобы она хорошенько обмыла и успокоила меня.

БЕТТИ

В Москву я приехал по приглашению Союза советских писателей. Меня обеспечили всем необходимым, забронировали отличный номер в высотной гостинице «Украина» с прекрасным видом на Москву-реку. Денег у меня тоже было достаточно. Единственное, чего мне не хватало, так это хорошего спутника и собеседника. Правда, мне дали переводчика, точнее, сопровождающего. Им оказался студент, изучавший турецкий язык. Это был весьма вежливый парень, но не очень интересный собеседник. И поскольку я сам немного говорю по-русски, то решил обойтись без его помощи и побродить по столице один, делая для себя маленькие открытия. Поэтому утром, когда студент пришел ко мне, я отпустил его на все четыре стороны: пусть идет зубрить лекции или ухаживать за студентками — короче говоря, куда его душе угодно.

У меня к тому времени в голове сложился один план, о котором я рассказал товарищам из Союза советских писателей. Мне ответили согласием, но предупредили, что для этого придется совершить довольно длительное путешествие по стране. Однако я еще в Венгрии задумал попасть за Уральский хребет, в бассейн реки Оби, где до сих пор проживают наши ближайшие родственники по языку — манси, или, как их раньше называли, вогулы. Это небольшая народность, занимающаяся в основном охотой и рыболовством. Народ манси сохранил богатейший фольклор, что в конце прошлого столетия блестяще доказал Бернат Мункачи, записав многочисленные великолепные народные сказания и песни вогулов. До Октябрьской революции это был бедный, обреченный на вымирание народ, который не насчитывал и пяти тысяч человек. После провозглашения Советской власти судьба этой народности резко изменилась. Манси стали жить в хороших материальных условиях. Они были объединены в Ханты-Мансийский национальный округ с центром Ханты-Мансийском. У них появилась своя письменность, а повышение благосостояния и резкое уменьшение смертности привели к росту народонаселения.

После Мункачи и Папаи в эти края не заглянул ни один венгерский филолог или антрополог, а с живыми манси наши соотечественники встречались разве что в Ленинграде, в Институте народов Севера.

Кто-то из друзей накануне поездки в Советский Союз посоветовал мне обратиться в Союз советских писателей с просьбой, чтобы эта авторитетная организация помогла мне попасть на родину легендарных мансийских сказителей.

Я изложил свою просьбу организаторам поездки по Советской стране, и они с пониманием и доброжелательностью отнеслись ко мне, пообещав немедленно послать телеграмму в Тюмень, ближайший к манси крупный сибирский город. В отдаленный бездорожный край манси надо добираться сначала самолетом, а затем на оленьей упряжке через тайгу или по реке на лодке. Я с нетерпением стал ждать ответа от мансийских товарищей.

Чтобы как-то скоротать время, я, не выходя из своего номера, начал изучать вогульский язык, пользуясь замечательным учебником Белы Кальмана. И снова только диву давался, как много в наших языках похожего, от души радуясь тому, что мне, возможно, удастся побывать там, куда хотели бы съездить многие мои соотечественники.

Не теряя времени попусту, я гулял по Москве, ходил в музеи и на выставки. Не один раз побывал и в круглом плавательном бассейне, расположенном неподалеку от Кремля, где, несмотря на позднюю осень, было довольно много купающихся. Несколько раз я даже играл там в водное поло.

Особенно одиноко мне было по вечерам. Несколько раз я сходил в театр, в оперу, но чаще всего просто слонялся по гостинице, сидел в ресторане, стоял в очереди в буфете за чаем и мороженым или, остановившись перед газетным киоском, пытался читать названия газет и журналов, а также цветные плакаты и многочисленные вывески на улицах.