Будапештская весна

Прошло несколько лет. Собираясь в свою первую поездку по Америке, я, разумеется, еще дома невольно подумал о том, что, возможно, удастся увидеть Бетти. Писать ей о своей поездке я не стал, так как не знал, попаду ли в Калифорнию, а решил сообщить ей об этом, уже будучи в Америке. Однако, даже когда я прилетел в Нью-Йорк, план моей поездки был еще не согласован. Я ждал приглашения от Лос-Анжелесского университета. Получив его, я сразу же послал Бетти открытку, сообщив, что я в Америке, что сейчас лечу на юг, откуда позвоню ей по телефону.

Вспоминая сейчас об Америке, я понимаю, как мало я помню о Лос-Анжелесе. Санта-Моника, где жила Бетти, почти вплотную примыкает к городу, а многие вообще считают ее пригородом Лос-Анжелеса. И все-таки это небольшой самостоятельный городок на берегу океана.

В Лос-Анжелес я прилетел на закате. Пробив облака, самолет вынырнул над городом, залитым миллионом электрических огней. Остановился я в одной венгерской семье, а на следующее утро позвонил Бетти. Номер ее телефона я без труда отыскал в книге телефонных абонентов. Разумеется, я волновался, думая о том, как она меня примет. Да и вообще, стоило ли ей звонить?

Бетти узнала меня по голосу. Она радостно сказала, что получила мою открытку, что с нетерпением ждала моего звонка, и очень удивилась, почему я не остановился у нее. Дом ее находился в двух минутах ходьбы от моря. Она предлагала в мое распоряжение отдельную часть дома с ванной, говорила, что в саду у нее имеются, плавательный бассейн и теннисный корт. Она охотно предоставляла в мое распоряжение свою спортивную машину.

Я сказал, что, видимо, будет не совсем удобно, если у нее поселится одинокий мужчина. На это Бетти заметила, что она во всем доме одна-одинешенька, не считая ее кошечек. И кому какое дело до того, кто у нее живет? К тому же ее нисколько не интересует мнение посторонних.

Сердце у меня облилось кровью при одной мысли о том, какую я опять упустил возможность. Но ничего изменить я уже не мог, так как не хотел обидеть своим отъездом гостеприимных хозяев, которые любезно позаботились обо мне, организовали для меня встречи с интересными людьми, составили программу моего пребывания в городе. Мне ничего не оставалось, как заверить Бетти, да и самого себя тоже, в том, что мы скоро будем вместе.

Бетти предложила немедленно заехать за мной, но мне и от этого пришлось отказаться, так как весь мой день был уже заполнен всевозможными мероприятиями. Мы условились, что вечером я опять позвоню ей.

До обеда меня опекали мои знакомые. Они свозили меня на две киностудии, затем показали самую большую в мире картину, писанную маслом, на которой изображалось распятие Христа. Картина и в самом деле была грандиозной: только ширина ее достигала шестидесяти метров. После обеда мы поехали в Моринленд, до которого оказалось довольно далеко. Там находился дельфинарий. Я ехал туда с предубеждением, думая, что мне будет не по себе от тех трюков, которые проделывают бедные животные. Однако все трюки добродушные дельфины проделывали с большой охотой, легко и красиво. Они высоко выпрыгивали из воды, играли в мяч, дурачились, по-своему улыбались и даже кланялись, заслышав аплодисменты зрителей. Позже я побывал во Флориде, в обезьяньих джунглях, где животные живут на свободе, а зрители, напротив, любуясь ими, ходят по длинному коридору-клетке. Там я видел шимпанзе. Они танцевали, играли на гитаре, катались на велосипеде. Правда, все это они делали довольно неохотно, совсем не так, как дельфины.

При встрече с Бетти я хотел рассказать ей о своих впечатлениях и, если потребуется, поспорить с ней.

В Беверли Хилс я доехал на автобусе один. Сюда за мной должны были приехать мои гостеприимные хозяева. Встретиться мы договорились возле отеля «Сентури-Плаза». Это один из самых фешенебельных отелей Лос-Анжелеса. К его подъезду то и дело подкатывали шикарные машины, дверцы которых услужливо распахивали швейцары в красных ливреях, помогая владельцу выйти из машины. Затем за руль садился слуга в шоферской шапочке и ливрее, украшенной серебряными пуговицами, и отгонял машину в гараж. Из отеля выходили важные господа во фраках или смокингах и дамы в шикарных вечерних туалетах. Они отправлялись в театры, на концерт или просто поужинать, все это делалось спокойно и торжественно. У зеркальных дверей этого земного рая я в своих заношенных джинсах и видавшей виды куртке, с сумкой воздушной компании в руках был похож на несчастного бродягу, для которого вход в подобное место навсегда закрыт.

Вернувшись в дом к хозяевам, я позвонил Бетти. Она сразу же взяла трубку: видимо, сидела у телефона.