Читаем Будущее ностальгии полностью

Актриса из Сараево, комментируя свой первый визит в Западную Европу, рассказывает о своих странных встречах с западными людьми. Она считала себя нормальной сестрой-европейкой, но все, что там ждали от нее, — это рассказы о катастрофе. Она считала, что съемки жестокостей в Сараево были чем-то совершенно неприличным и бестактным. «Обычная жизнь» — это все, о чем она, по своему собственному опыту знавшая эти события, мечтала сама. Не ностальгируя по абстрактной Европе, она тосковала о простой повседневной жизни, которую более удачливые европейцы склонны воспринимать как нечто само собой разумеющееся. «Вы знаете, как теперь шутят: Сараево не был разрушен во время осады, но теперь город, возможно, будет уничтожен Стивеном Спилбергом. Ему нужен драматический сюжет для нового фильма»[620].

В конце концов, жители Запада тоже шли в Европу через множество страшных массовых убийств и войн на почве религиозной и политической нетерпимости. По крайней мере, четверть стран среди нынешних истинно демократических членов Европейского союза были фашистскими или праворадикальными диктаторскими режимами еще в XX веке. Таким образом, западные европейцы могут найти множество параллелей к «восточноевропейскому» опыту в своем недавнем прошлом, которые могли бы помочь им понять, что общие черты у Востока и Запада могут быть еще более загадочными, чем различия. Возможно, именно эти мрачноватые рефлексии об истории, которые упорно не хотят заканчиваться, несмотря на все новейшие технологические гаджеты и электронные миры, и станут глобальным вкладом Востока в идеологию Европы.

<p><strong>ЧАСТЬ III</strong></p><p><strong>Изгнанники и воображаемые родины</strong></p>«Человек, улетевший в космос из своей квартиры», Илья Кабаков. Публикуется с любезного разрешения художника<p><strong>Глава 12</strong></p><p><strong>Про диаспорическую близость</strong></p>

Когда мы дома, нам не нужно об этом говорить. «Быть дома» — «to be at home» — это слегка неуклюжее выражение есть во многих языках[621]. Все мы знаем, как сказать это на родном языке. Чувствовать себя как дома означает знать, что все вещи на своих местах и ты — тоже; это состояние сознания, которое не зависит от фактического местонахождения. Объект неудовлетворенного ожидания, таким образом, это, в действительности, не место, называемое домом, но то самое чувство интимности по отношению к миру; это не прошлое как таковое, но тот воображаемый момент, когда у нас было полно времени и мы еще не знали томящего ощущения ностальгии.

Когда мы начинаем говорить о доме и о родине, мы испытываем первое разочарование при возвращении домой. Как передать боль утраты на иностранном языке? Зачем об этом беспокоиться? Можно ли снова полюбить, находясь вдали от дома? Интимный означает «глубоко личный», «трогающий до глубины души», «очень персональный», «сексуальный». Кроме того, «to intimate» в значении «намекать» также означает «общаться» с некой неявной подсказкой или иным непрямым знаком; давать скрытую подсказку[622]. Как ученые XVIII века, которые указывали на то, что поэты и философы, возможно, куда лучше подготовлены, чтобы анализировать ностальгию, так и некоторые психологи начала XX столетия, включая Фрейда, предполагали, что художники и писатели куда лучше понимают сны и страхи, связанные с образом дома. Читая фантастические сказки Э. Т. А. Гофмана[623], чтобы приоткрывать тайны личной сферы жизни человека, Фрейд исследовал различные значения слова «уютный» или «привычный»[624] (heimlich) — от «знакомый», «дружественный» и «интимный» до «потаенный», «аллегорический». Слово носит существенную амбивалентность, пока «знакомый» (heimlich) не сталкивается со своей противоположностью, словом «загадочный»[625]. Мы больше всего желаем именно того, чего больше всего боимся, а нечто хорошо известное нередко приходит к нам в замаскированном виде. Отсюда берут начало готические изображения домов с привидениями и известные голливудские истории пугающих пригородов, призрачная оборотная сторона американской мечты. На первый взгляд кажется, что загадочность — это страх перед привычным, в то время как ностальгия — это его томительное ожидание; вместе с тем для ностальгирующего человека и его утраченный дом, и его дом за рубежом часто кажутся населенными духами. Тип «реставрирующих ностальгиков» — это те, кто отказывается принять загадочные и пугающие аспекты того, что некогда было для них привычным и домашним. Тип «рефлексирующих ностальгиков» — те, кто повсюду видит образы дома в искажении кривых зеркал и пытается как-то уживаться с двойниками и призраками.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги