Актриса из Сараево, комментируя свой первый визит в Западную Европу, рассказывает о своих странных встречах с западными людьми. Она считала себя нормальной сестрой-европейкой, но все, что там ждали от нее, — это рассказы о катастрофе. Она считала, что съемки жестокостей в Сараево были чем-то совершенно неприличным и бестактным. «Обычная жизнь» — это все, о чем она, по своему собственному опыту знавшая эти события, мечтала сама. Не ностальгируя по абстрактной Европе, она тосковала о простой повседневной жизни, которую более удачливые европейцы склонны воспринимать как нечто само собой разумеющееся. «Вы знаете, как теперь шутят: Сараево не был разрушен во время осады, но теперь город, возможно, будет уничтожен Стивеном Спилбергом. Ему нужен драматический сюжет для нового фильма»[620].
В конце концов, жители Запада тоже шли в Европу через множество страшных массовых убийств и войн на почве религиозной и политической нетерпимости. По крайней мере, четверть стран среди нынешних истинно демократических членов Европейского союза были фашистскими или праворадикальными диктаторскими режимами еще в XX веке. Таким образом, западные европейцы могут найти множество параллелей к «восточноевропейскому» опыту в своем недавнем прошлом, которые могли бы помочь им понять, что общие черты у Востока и Запада могут быть еще более загадочными, чем различия. Возможно, именно эти мрачноватые рефлексии об истории, которые упорно не хотят заканчиваться, несмотря на все новейшие технологические гаджеты и электронные миры, и станут глобальным вкладом Востока в идеологию Европы.
ЧАСТЬ III
Изгнанники и воображаемые родины
Глава 12
Про диаспорическую близость
Когда мы дома, нам не нужно об этом говорить. «Быть дома» — «to be at home» — это слегка неуклюжее выражение есть во многих языках[621]. Все мы знаем, как сказать это на родном языке. Чувствовать себя как дома означает знать, что все вещи на своих местах и ты — тоже; это состояние сознания, которое не зависит от фактического местонахождения. Объект неудовлетворенного ожидания, таким образом, это, в действительности, не место, называемое домом, но то самое чувство интимности по отношению к миру; это не прошлое как таковое, но тот воображаемый момент, когда у нас было полно времени и мы еще не знали томящего ощущения ностальгии.
Когда мы начинаем говорить о доме и о родине, мы испытываем первое разочарование при возвращении домой. Как передать боль утраты на иностранном языке? Зачем об этом беспокоиться? Можно ли снова полюбить, находясь вдали от дома? Интимный означает «глубоко личный», «трогающий до глубины души», «очень персональный», «сексуальный». Кроме того, «to intimate» в значении «намекать» также означает «общаться» с некой неявной подсказкой или иным непрямым знаком; давать скрытую подсказку[622]. Как ученые XVIII века, которые указывали на то, что поэты и философы, возможно, куда лучше подготовлены, чтобы анализировать ностальгию, так и некоторые психологи начала XX столетия, включая Фрейда, предполагали, что художники и писатели куда лучше понимают сны и страхи, связанные с образом дома. Читая фантастические сказки Э. Т. А. Гофмана[623], чтобы приоткрывать тайны личной сферы жизни человека, Фрейд исследовал различные значения слова «уютный» или «привычный»[624] (heimlich) — от «знакомый», «дружественный» и «интимный» до «потаенный», «аллегорический». Слово носит существенную амбивалентность, пока «знакомый» (heimlich) не сталкивается со своей противоположностью, словом «загадочный»[625]. Мы больше всего желаем именно того, чего больше всего боимся, а нечто хорошо известное нередко приходит к нам в замаскированном виде. Отсюда берут начало готические изображения домов с привидениями и известные голливудские истории пугающих пригородов, призрачная оборотная сторона американской мечты. На первый взгляд кажется, что загадочность — это страх перед привычным, в то время как ностальгия — это его томительное ожидание; вместе с тем для ностальгирующего человека и его утраченный дом, и его дом за рубежом часто кажутся населенными духами. Тип «реставрирующих ностальгиков» — это те, кто отказывается принять загадочные и пугающие аспекты того, что некогда было для них привычным и домашним. Тип «рефлексирующих ностальгиков» — те, кто повсюду видит образы дома в искажении кривых зеркал и пытается как-то уживаться с двойниками и призраками.