Будущее ностальгии

То, что для «местных» может выглядеть как эстетизация социального поведения, поражает иммигранта как точное определение состояния изгнания. Это, конечно, уже тогда, когда первые трудности закончились, и иммигрант может наконец позволить себе роскошную и расслабленную рефлексию. Иммигранты всегда ощущают себя на сцене, их жизнь состоит из некоторого количества банального фикшена с периодическими романтическими всплесками и серой повседневностью. Порой они видят себя в роли персонажа романа, но эти иронические воплощения не останавливают их от прохождения через абсолютно все литературные коллизии их собственной жизни. Что касается шокирующего опыта, о котором говорил Беньямин, они становятся общим местом. Что же куда менее знакомо — это осознание определенного вида нежности, который может быть куда более ярким, чем сексуальная фантазия. Любовь с последнего взгляда — это боль утраты после высвобождения; нежность изгнанников, прежде всего, про высвобождение возможностей после утраты. Только когда утрата принимается всерьез, человек может быть удивлен, что вовсе не все потеряно. Нежность — это не тогда, когда кто-то говорит то, что имеет в виду, сближаясь все больше и больше; это не что-то, строго ориентированное на непременное достижение цели, и это не исключает абсолютного обладания и вовлеченности. Говоря словами Ролана Барта, «нежность… не что иное, как бесконечная ненасытная метонимия» и «чудесная кристаллизация присутствия»[634]. В нежности соединяются нужда и желание. Нежность всегда полигамная, не-исключающая. «Когда вы выражаете нежность, вы говорите во всей вашей широте»[635]. Во взаимном обаянии изгнанников есть оттенок легкости. Как заключает Итало Кальвино, «легкость не означает состояние отрыва от реальности, но освобождение ее от гравитации, это не прямой, но не обязательно менее глубокий взгляд на нее»[636].

Диаспорическая близость относительная и никогда не окончательная; объекты и места были утрачены в прошлом, и человек осознает, что они могут быть потеряны вновь. Иллюзия абсолютной принадлежности теперь нарушена. Тем не менее человек открывает, что по-прежнему остается много того, чем можно поделиться. Иностранный контекст, память о предшествующих утратах и осознание скоротечности не скрывают шок близости, а скорее даже доставляют наслаждение и силу эффекта сюрприза.

В век глобализации, часто воспринимаемой как верховенство американизированного свободного рынка и массовой культуры, наблюдается возрождение национализма и новый подъем «культурной близости». Культурная близость — это новая концепция; она определяется как социальная поэтика, которая характеризует бытие малого народа и переносит на национальное сообщество то, что исторически относилось к сфере приватных, личных и семейных взаимоотношений[637]. Культурная близость определяется как оппозиция глобальной культуре, а не «открытости миру»[638], характерной для сферы публичных отношений. Иногда иммигранты сами по себе, особенно те, кто приезжает в развитые страны не по политическим, а по экономическим причинам и не был объектом судебного преследования, воссоздают малые-национальные-государства на зарубежной земле, не видя диаспорическое измерение, которое питает их причудливо определенную культурную близость.