Будущее ностальгии

Тогда муха — отражение художника в бессмертии, связывающее прошлое и будущее. Кабаков высмеивает апокалиптические дискурсы. По его мнению, то, что сохранится, будет банальным, а не исключительным. Бабочки, быть может, исчезнут, но домашние мухи выживут.

Есть только одна исключительная муха, к которой привязан Кабаков. Однажды он рассказал мне древнюю египетскую басню о фараоне, который создал специальную награду для своих неунывающих солдат: к этой награде воина представляли не за исключительное мужество или героизм, а за то, что он остался жив. Солдаты были награждены орденом «Золотая муха». Эта медаль может быть предоставлена иммигрантам, которые отличились в искусстве выживания.

Утопия на ремонте

В ностальгии есть утопический элемент. Кабаков поворачивает время вспять и превращает ориентированные в будущее утопии в руины повседневности. Он переходит от коллективной утопии к индивидуальной, от политики к искусству и жизни — и обратно к искусству.

Я начала свой визит на выставку Кабакова «Мы живем здесь», в Центре Помпиду, с того, что не смогла ее найти. Вместо инсталляции во Дворце будущего я по ошибке забрела в хранилище музея, заполненное отвергнутой мебелью 1950‑х годов. Я извинилась перед музейным охранником за нарушение правил. «Простите, где находится Дворец будущего?» — спросила я. «Вы уже здесь», — загадочно ответил он.

Экспозиция фактически использовала подвал Центра Помпиду, а импортированный мусор Дворца будущего мирно сосуществовал с мусором Дворца современного искусства. Музей для Кабакова является одновременно святилищем и свалкой для культурного мусора[826].

Инсталляция Кабакова «Мы живем здесь» стала ироническим оммажем художника так и не реализованному проекту Дворца Советов, который должен был быть построен на месте разрушенного храма Христа Спасителя в Москве. Инсталляция представляет собой крупную строительную площадку Дворца будущего, с грандиозной живописью в центре, представляющей город будущего. Строительная площадка окружена казармами различной формы, в которых живут строительные рабочие и их семьи. Здесь есть столовые, кухни, кабинеты, детские комнаты, и нормальная повседневная жизнь продолжается здесь, как и в любом другом небольшом сообществе. В подвале, где было заложено основание незавершенного Дворца будущего, находится несколько «общественных комнат», украшенных единственной картиной эпохи социалистического реализма, представляющей труд, досуг и яркое коммунистическое будущее — все это под аккомпанемент веселых советских песен 1930–1950‑х годов (в аранжировке композитора Владимира Тарасова, давнего соавтора Кабакова). Песни делятся на три цикла: «Песни о Родине», «Песни энтузиазма о советском труде» и «Лирические песни о любви и дружбе». Посетитель может задержаться здесь и предаться коллективному эротизму ушедшей эпохи.

Посетив выставку, зритель осознает, что строительство Дворца будущего уже давно заброшено и что строительные леса — не что иное, как руины и обломки. Временное жилье для работников стало постоянным; повседневная жизнь укоренилась на месте недостроенной утопии. Дворец будущего — это конструкция идеального времени и пространства — ни здесь, ни сейчас. В инсталляции Кабакова с простым названием «Мы живем здесь» время остановилось, как будто утонуло в повседневной рутине. Инсталляция демонстрирует нам конструкцию прошлого и руины будущего. Когда в 1927 году Беньямин посетил Москву, тогда считавшуюся столицей прогресса и лабораторией мировой революции, одним из немногих русских слов, которые он узнал, был «ремонт», ремонт — знак, который был повсюду; на выставке Кабакова это становится ключевой метафорой. Эта инсталляция — утопия на ремонте.

Посещение выставки настраивает нас на ощущение, которое связано с нарушением и пересечением границ между эстетикой и повседневной жизнью. Никто никогда не знает, где тотальная инсталляция начинается и где заканчивается. Парадоксально, что эти ностальгические оазисы прерванной советской жизни являются редкими относительно незащищенными пространствами в музее, где даже суровое музейное начальство активно поощряет вас прикасаться ко всему, к чему вы пожелаете. Действительно, блуждая по экспозиции, всегда можно найти пару утомленных туристов или иммигрантов, которые лежат здесь и там на удобных и соблазнительно-серых диванах в рабочих бараках. В конце концов, музей по-прежнему является относительно недорогим городским убежищем; посещение музея может оказаться более дешевым, чем поход в кафе, а иногда это и вовсе бесплатно.