Буян

На площади водоворотом народ. В середине — Земсков со своим квартирантом Григорием Фроловым, командир боевой дружины Хорунжин, возле него держал за повод мерина прискакавший из Старого Буяна сын старосты Казанского — Петр. Из его рассказа Лаврентий понял, что Порфирий Солдатов, оставленный в Красном Яру для связи, передал плохую весть: в волость направлен отряд уральских казаков с губернскими чинами во главе. Порфирий тут же по телефону сообщил об этом в Старый Буян, и конные нарочные поскакали по обществам волости собирать народ на защиту своей республики.

У церковной ограды не нашлось никакого возвышения, и Щибраев взобрался на спину мерина, на котором прибыл нарочный. Он известил односельчан о том, что пробил решающий час: самодержавие перешло в наступление, чтоб задушить народную власть. Новая жизнь в опасности. Все на защиту Буяна!

Полчаса спустя конные дружинники ускакали вперед. Потом тронулось чуть ли не все село. Одни провожали своих, другие уходили с колонной, что растянулась на версту. Люди шли возбужденные, обуреваемые единым желанием отстоять республику. И многим думалось, что в этот час по долам, по горам, трактами и проселками спешат на сполох колонны из других волостей губернии, идут к ним на выручку. Нынче все чувствовали себя смелыми, как никогда, несокрушимыми и боевыми и, пугая сонную осеннюю степь, громко пели. Позади на некотором удалении, осторожно везли уложенные во вьюки динамит и бомбы, изготовленные на Мышкином пчельнике Григорием Фроловым.

…В Старом Буяне все были на ногах, когда к мосту через Буянку подошел Евдоким со своими спутниками. По улицам маршировали дружинники, торопились куда-то верховые. Ахматов и Мошков со здоровяками ремесленниками сооружали какой-то завал на пригорке возле дома кузнеца Бубнова.

— Ну как? — бодро крикнул Мошков, здороваясь с Евдокимом. — Пусть теперь сунутся! Это даже интересно.

— Что у вас здесь?

— А ты… А-а!.. Ты ж не знаешь. Губернатора в гости ждем… И с ним сто двадцать пар сапог.

Евдоким сгорбился, точно на него бросили мешок-пятерик.

— Так это ж… — Он запнулся, думая. — Республика… Где командир? Я никуда не приписан.. Со мной вот два друга. Лишний ствол не помешает…

Евдоким отвел Череп-Свиридова и Чиляка на фельдшерский пункт, а сам помчался к Тулуповым сообщить о гибели Михешки. Силантия дома не застал. Арина — с ней Евдоким не виделся почти месяц — проворчала, что он уехал сегодня утром в Самару.

«Пронюхал и улепетнул, негодяй, подальше от шума…» — подумал Евдоким с уверенностью.

— А ты что такой… не в себе вроде? — спросила Арина без особого интереса. Евдокима передернуло. Он не стал постепенно, как это принято, подготавливать ее, прежде чем сообщить тяжелую весть. Зачем? Пусть и ей будет больно. Если будет… Пусть глотает. Пусть ошарашит ее — сейчас всем тяжело. И выпалил безжалостно:

— Михаила убили.

— Что? — спросила Арина, не осознав, видимо, о чем речь.

— Супруга твоего убили, говорю… Надо ехать за телом, — пояснил Евдоким жестко и прищурился в ожидании, что она будет делать.

Она не поверила. Покраснела только — так, что щеки стали темнее губ, и, надувшись, буркнула:

— Дурак!

— Сама ты… — В последний момент Евдоким сдержал язык, покачал осуждающе головой. — Все же он тебе мужем считался!

— Да ты что? — испугалась уже по-настоящему Арина. — Ты что?

— А то! Собирай манатки и отправляйся в Черемухово со своим… снохачом! Похороните по-людски…

Отрубил, повернулся и, не оглядываясь, ушел. Что будет дальше, его не интересовало.

Евдоким пошел в волостное правление, но прежде свернул в больницу, где оставил своих приятелей.

Переходя мост, он увидел Григория Фролова. Тот успел уже подложить фугас под настил и теперь, взяв сумку с динамитными шашками, отправлялся в гору, к зданию ремесленного училища, где надлежало установить второй фугас. Если вице-губернатор вздумает остановиться в училище, он взлетит на воздух, так что и похороны не понадобятся.

После тяжелой, неприятной встречи с сестрой шумные скопления людей радовали Евдокима, хотя особого порядка в гарнизоне, готовящемся к обороне, не чувствовалось. Зато был всеобщий порыв, желание отстоять то свое, во что уверовали люди за тринадцать дней народной власти. Евдоким забрал обклеенных крестиками пластыря Череп-Свиридова и Чиляка, повел с собой.

На берег Кондурчи за огороды таскали со дворов бороны, клали их вверх зубьями и маскировали сухим будыльем и землей. Напорется казак — и застрянет, как в капкане. Из кузни Бубнова везли на тачке охапку пик и багров раздавать безоружным.

В здании волостного правления Антип Князев проводил военный совет. Там тоже чувствовался подъем, хотя и не такой взрывчатый, как на улицах и на баррикаде. Когда появился Евдоким с товарищами, все глаза устремились на них. Поздоровавшись, он без лишних слов принялся рассказывать о том, что видел в других волостях. Князев слушал, поникнув. Горько было и досадно: темна как ночь мужицкая рать, нерешительна. Не знает, с кем идти и куда.