Буян

«Видать, никто не протянет нам руку в беде, а одним нелегко выстоять. Но люди уже поверили в свои силы и правоту, и если нас даже задушат, то и тогда почин наш будет уроком всему крестьянству. А разве этого мало? Стало быть, надо топтать дорогу для тех, кто пойдет следом. Надо думать о них — о нас тоже думают. Самарские рабочие не оставят на произвол первую в России мужицкую республику», — убеждал себя Князев, слушая страшные новости, которые привез Шершнев.

В эту минуту и зазвонил телефон из Красного Яра. Дежуривший там Порфирий Солдатов сразил вожаков республики: из Самары военной поддержки не будет. Если боевые дружины покинут город, в нем сразу же начнется погром.

Теперь буянцам оставалось надеяться лишь на себя. Решили: с губернатором в переговоры вступить, но дружину держать наготове. Если казаки посмеют прибегнуть к насилию, — биться насмерть.

Щибраев предложил вывести всех женщин и детей из села, вице-губернатора и его свиту взять в кольцо и по знаку Князева или его, Щибраева, всех уничтожить. Мост и училище взорвать, а дружинникам на баррикаде расстрелять из-за укрытия конницу. Убить губернатора вызвались Евдоким и его друзья.

Улицы огласил плач женщин, потащивших детей и узелки с едой в Кобельминский лес. Человек двести потянулось за Кондурчу, дома остались только старики. Дружинники заняли позиции. Село замерло в сторожком ожидании, лица помрачнели. Нависло молчание, и многие невольно задавали себе вопрос: почему остальные мужики, почему вся страна не встает с колен?

Взгляды прикованы к дороге на Екатериновку. Часа в три пополудни там показались двое верховых. Припав к рвущейся ветром лошадиной гриве, они пронеслись наметом до моста через Буянку, круто развернулись и ускакали обратно. Немного спустя появились еще четверо. Эти переехали мост, посовещались. Затем двое направились на Николаевский конец села, а двое остались на площади.

Евдоким, Чиляк и Череп-Свиридов лежали за баррикадой, у всех троих прекрасные винтовки. Стрелки ловили на мушку казаков, но держать их на прицеле было нелегко: всадники и секунды не стояли на месте, съезжались, разъезжались, гарцевали.

— Что там у них, шило в седле — вертятся, как угорелые! — возмутился Чиляк.

— Ученые горьким опытом… — сказал Евдоким.

— Будешь вертеться… — проскрипел Череп. — Возьмет вот такой, как ты, да и бабахнет по башке. Чем черт не шутит!

Но вот вернулись разведчики с другого конца села, и, пришпорив лошадей, все четверо с гиком унеслись прочь.

Прошло еще с четверть часа, и к волостному правлению подкатила тройка станового пристава Студинского. Молодой, с одутловатым нездорового цвета лицом, с маленькими колючими глазами, весь надутый, точно перекормленный, он, не вылезая из коляски, крикнул старикам, стоящим выжидательно у крыльца:

— Ну-ка позовите мне старшину!

Старики молча покосились друг на друга. Ответил горбоносый сухопарый Павлов:

— Здесь старшина, извиняюсь, не водится. Председатель волостного самоуправления — такой есть.

Становой напыжился. Видно, его так и подмывало обложить по привычке дерзкого старика, но он только смерил Павлова с ног до головы жестким взглядом, как бы запоминая. Не иначе, имел какой-то приказ от высшего начальства. Подумал чуть, пожал дородным плечом:

— Ладно, давайте вашего председателя.

Антип увидел в окно станового пристава, вышел на крыльцо в кафтане и без шапки, спросил, что угодно господину начальнику.

— В волость присланы казаки, надо разместить их в училище, — показал он на гору.

— Я сему не хозяин. Ставить на постой — дело старосты. Вон сборная, — кивнул Антип на соседний дом.

— Где староста?

Вперед вышел Казанский.

— Ты слышал, что я сказал?

— Воля ваша, размещайтесь в училище.

— Подойди, любезный, ко мне.

Казанский приблизился.

— Эти повестки губернского судебного следователя по особо важным делам господина Соколова вручи под расписку крестьянам… э-э… — Он заглянул в листки, перебирая их пухлыми пальцами, поросшими светлой шерстью. — Э-э… вручи Князеву, Щибраеву, волостному писарю Милохову и там остальным. Пусть явятся в училище на дознание.

— Извините, господин становой. Без разрешения общества я повестки принять не могу. Затем, для производства дознаний имеется волостная сборная.

— Вон как? Тэ-эк-с… — протянул Студинский. — В таком случае созовите немедленно сход. Господин вице-губернатор желает говорить с домохозяевами. По-хорошему. Только с домохозяевами, — подчеркнул пристав.

Казанский ничего не ответил, подошел к товарищам, стоявшим на крыльце. Посоветовались. Затем староста вернулся к Студинскому, сказал, подчеркивая:

— Для разговора по-хорошему сход домохозяев будет собран.

Становой кивнул, тройка уехала. Тут же ударил колокол, на площадь негусто потянулись крестьяне. Евдоким с его приятелями эсерами оставили свои винтовки дружинникам на баррикаде, сами с револьверами в карманах встали перед крыльцом волостного правления. Они были готовы. Оставалось ждать сигнала: поднятой руки Щибраева или Князева — и тогда…