Булат Окуджава: «…От бабушки Елизаветы к прабабушке Элисабет»

— Нет, англичан, — последовал моментальный ответ. Несмотря на краткость ответа, его хватило для трёх суток карцера.

В 1956 году Роальд, вернувшись в Москву, сразу окунулся в литературную работу: писал детские и взрослые стихи, переводил. Устроился работать литературным секретарём к Зиновию Паперному.

^{Булат Окуджава с Зиновием Паперным}

Зиновий Паперный любил похулиганить, пошутить, всегда придумывал какие-нибудь «капустники». Только недавно прикрыли его знаменитый литературный «Сатирический ансамбль вёрстки и правки имени первопечатника Ивана Фёдорова», и теперь он вынашивал идею нового — под названием «Липка»: «Литературный полукритический ансамбль». В «ансамбль», кроме своего литературного секретаря, Паперный привлёк ещё нескольких молодых поэтов. Это были Булат Окуджава, Роберт Рождественский и Владимир Соколов.

В сочинении текстов принимали участие все. Ансамбль пародировал штампы, халтуру и бездарность, царящие тогда в официозной литературе.

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Сегодня здесь, а завтра будем тут,
Нам разум дал стальные руки-крылья,
А вместо сердца бьётся «Ундервуд».

^{Первое и последнее выступление ансамбля «Липка» в ЦДЛ. Племянник Василия Киквадзе изображает чайник, сын профессора Сефа в центре на стуле. Чуть дальше, в роли другого чайника, Роберт Рождественский}

Репетировали прямо в большом зале ЦДЛ, где и состоялось первое и последнее выступление ансамбля.

8

…Но вернёмся к визиту Василия Киквадзе к однокурснику Степану.

Видя, что взгляды гостя совпадают с его взглядами, Стёпа достал с полки листок бумаги и протянул Васе. Это было «Письмо к съезду» Ленина. Вася прочитал письмо, и тут ему стало ясно, что же тяготило Степана в последние дни: он, честный и принципиальный коммунист, которому ещё вчера было всё предельно ясно, теперь запутался и мучительно пытался найти ответы на вдруг возникшие неразрешимые вопросы. Они прекрасно понимали друг друга, ибо точно в таком же положении находился и сам Василий Киквадзе, даже ещё и до прочтения крамольного письма.

Через несколько дней наступали новогодние каникулы, и Василий собирался в Батум, чтобы встретить новый, 1928 год вместе с родителями. Ему не терпелось поделиться с ними ошеломляющей информацией о письме Ленина, и он выпросил на время у Степана это письмо, чтобы показать его родителям.

Домой Василий приехал прямо к праздничному столу. В доме были гости: пришёл Саша Окуджава с женой Викторией, приехала из Тифлиса тётя Федосья — с поросёнком для застолья.

«Вот он, Новый год, подлетает к Батуму на крыльях звёздной ночи! Сейчас он накроет своим плащом и Варцхану, болото Чаоба и наш городок!» (М. Булгаков).

На другой день, едва дождавшись утра, Вася вышел на улицу с заветным листком в кармане. Хотелось скорее показать его ещё кому-нибудь. Наконец встретил старого знакомого по комсомолу Николая Джибладзе и прочёл ему письмо…

А вернувшись вечером домой, увидел заплаканную мать, которая сказала, что приходили двое, интересовались его учёбой, университетскими делами, ждали его, но не дождались. Выслушав мать, Василий тут же пошёл в туалет и сжёг письмо. Не успел вернуться в дом, как раздался стук в дверь. Открыл — и увидел перед собой знакомого ещё по гимназии Николая Рухадзе, когда-то исключённого из пятого класса за неуспеваемость. С ним были ещё двое. Старый знакомый предъявил ордер на обыск и велел сидеть смирно, пока они будут работать. Через два с лишним часа бесплодных поисков незваные гости велели одеваться и идти с ними.

^{Генерал-лейтенант Николай Рухадзе, исключённый из пятого класса за неуспеваемость. В 1955 году за свои злодеяния по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР казнён}

Всё время обыска отец просидел неподвижно, молча глядя в одну точку на стене. У матери дрожали руки, но и она не проронила ни слова.

Ночь Василий Киквадзе провёл в камере, а утром его допрашивал начальник. Допытывался — зачем приехал в Батум, с кем встречался… На письменном столе лежали Васины проездной студенческий литер и партбилет. Ничего не добившись, чекисты вынуждены были отпустить его: доказательств вины не было, а в то время всё-таки ещё требовались хоть какие-то доказательства.

Хотя дело и закончилось благополучно, из здания ЧК Василий вышел совершенно деморализованным, разрушенным. Он был потрясён тем, что в партии, созданной Лениным, чтение писем вождя запрещалось и даже каралось. Да и в самом акте сожжения ленинского документа было что-то унизительное, оскорбительное и для вождя, и для партии.