Булат Окуджава: «…От бабушки Елизаветы к прабабушке Элисабет»

…Много лет спустя, в начале шестидесятых, вдова Рафика Агамаляна, восстанавливая честное имя своего расстрелянного в 1937 году мужа, приехала в Москву. Она искала тех немногих оставшихся в живых людей, которые когда-то работали с её мужем.

^{Дочь Рафика Агамаляна Лара и Маргарита Гизатулина возле памятника Царю Вахтангу Горгасали Тбилиси 2003}

Её дочь, Лара Агамалян, рассказывала мне, как мать нашла адрес Ашхен Налбандян, которая когда-то, в начале двадцатых годов, вместе с Рафиком организовывала комсомол в Тифлисе. Пришла она к Ашхен, посидели, поговорили о том о сём, и тут гостья увидела на стене портрет знаменитого поэта. И обрадованно спросила хозяйку:

— Вы тоже любите Булата?

— Конечно, — улыбнулась Ашхен Степановна, — ведь это мой сын.

10

Всё тревожнее, всё тоскливее было на душе тридцатилетнего коммуниста Василия Киквадзе. Иллюзии давно рассеялись, и оставалось только мучительное, томительное ожидание развязки. 18 августа, оказавшись на Вокзальной улице, он стал свидетелем того, как отправляли на родину гроб с телом первого секретаря ЦК КП Армении А. Г. Ханджяна. Тот приезжал в Тифлис на заседание Закавказского краевого комитета партии и неожиданно скоропостижно скончался. Одни говорили, что покончил с собой в гостинице, другие — что застрелился прямо на заседании. Лишь через двадцать лет станет известно, что его собственноручно застрелил Берия в своём доме.

Через месяц, 17 сентября, утром Василию Киквадзе позвонил директор института и просил срочно явиться к первому секретарю Кировского райкома партии Серго Ишханову.

Я вошёл в огромный кабинет, украшенный коврами, обставленный мягкой мебелью, с вентилятором на письменном столе и портретами Сталина и Берия на стене. Ишханов спросил: «Вы родственник Михаила Окуджава?». Услышав «да», он продолжил: «Вам нужно сдать партбилет. Он у вас с собой?». Я сдал партбилет и вышел в Пушкинский скверик на Эриванской площади. Устроился на скамейке и — вдруг почувствовал облегчение. Вокруг меня витал дух освобождения — да, да, именно освобождения… Дышалось свободно и легко[39].

Так Василий Максимович описывал позже этот эпизод в своих воспоминаниях.

19 сентября в институте на доске объявлений висел приказ: «Киквадзе В. М. уволить по причине политической неблагонадёжности». Всё было кончено. Василию советовали обратиться в Закавказскую контрольную комиссию, но он жаловаться никуда не стал, понимая, что никто ему не поможет. Как раз в эти дни в Москве проходил процесс Зиновьева и Каменева. Газеты пестрели сообщениями о массовых митингах трудящихся с требованием казни обвиняемых. В «Правде» печатались подробные отчёты из зала суда, показания арестованных. В некоторых показаниях упоминались встречи с Михаилом Окуджава…

Потянулись томительные дни ожидания новых страшных известий. И они не заставили себя долго ждать: 13 октября тётя Федосья сообщила об аресте Володи Окуджава. Администрация гостиницы «Палас» предложила ей забрать вещи, оставшиеся в номере после ареста Володи.

Навещать брата в положении Василия было опасно, и он договорился с дальней родственницей, что та будет раз в неделю приезжать из Мцхета, где она жила, чтобы передать продуктовую передачу. Приходилось конспирироваться.

Ещё затемно я выходил из дома и шёл пешком до Кирочной. На Кирочной садился в трамвай и ехал на вокзал. В зале третьего класса, усевшись на скамейке, ждал приезда тёти Оли. Увидев меня, она садилась рядом и, не вступая в разговор, брала авосечку с продуктами и отправлялась в комендатуру. Возвращалась тётя Оля к четырём-пяти часам вечера с запиской: «Продукты получил, благодарю. Владимир Окуджава».

Так продолжалось вплоть до ареста самого Василия.