Булат Окуджава: «…От бабушки Елизаветы к прабабушке Элисабет»

Но бедному Епифану нечего было рассказывать. Его отпустили, он пришёл домой и разрыдался. Так они и проплакали с тётей Федосьей до рассвета…

Аресты приняли массовый характер. Ничто никого не могло спасти. Вытащили из Хабаровска Лаврентия Картвелишвили, того самого, который когда-то был отправлен туда за отказ работать с Берия, арестовали, конечно, и его жену. Были арестованы поэты Тициан Табидзе и Паоло Яшвили.

Галактион Табидзе был очень расстроен арестом брата. В письме к своей жене Оле Окуджава он вспоминает их с Тицианом юность:

Вблизи нашего дома, в 40 саженях, протекает река Риони. Я и Тите купаемся три раза в день: утром, в полдень и вечером. Вместе читаем книги. С наступлением темноты переходим в поля, имея при себе кувшин вина, пьём и беседуем, вспоминаем знакомых, друзей, но более всего вспоминаем стихи…

12

…Ночью 21 апреля Василий Киквадзе проснулся от стука в дверь.

«Наконец», — спокойно подумал он, протирая глаза. Этого момента он ждал так давно, что даже не волновался. В комнату вошли двое, третий остался у двери. Предъявили ордер на обыск и арест, потребовали сдать оружие и стоять во время обыска в углу. По окончании обыска велели взять самое необходимое и следовать за ними. Спустились во двор, там был только дворник. Было три часа ночи.

Шли мимо консерватории, Русского драматического театра имени Грибоедова. Вот дом, где не так давно жил его двоюродный брат Шалва Окуджава с женой Ашхен и маленьким сыном Булатом. Что теперь с ними? Теперь здесь живёт старшая сестра Ашхеночки Сильвия со своей семьёй. Хоть бы выглянули в окно… Да где там, — три часа ночи…

В комендатуре отобрали ремень и шнурки от ботинок, после чего вахтёр повёл его в камеру по коридорам, спускаясь всё ниже и ниже.

Потянулись месяцы следствия.

Как-то, после майских праздников, в камеру ввели нового заключённого. Это был высокий мужчина в засаленном военном комбинезоне и грязных сапогах. Он поведал обитателям камеры новости с воли, сообщил об арестах Тухачевского, Гамарника и других. О себе рассказал:

— Наша танковая часть стояла в Навтлуге. Меня исключили из партии за то, что имел неосторожность сказать приятелю: «Сталина никто не любит, хотя и считают родным отцом».

Командование, не желая арестовывать Александра Пашкевича в части, дало ему отпуск, и он вместе с семьёй отправился в Киев к тёще. Там-то его и взяли.

Возможные варианты своего поведения на следствии Василий Киквадзе перебирал в мозгу задолго до ареста. О том, чтобы доказывать свою полную невиновность, не было и речи. Прекрасно понимал, что его осудят. Однако важно было, за что. Если за связь с братом Михаилом Окуджава, то это почти верная гибель.

Но был и другой путь. Можно было повиниться в давнем деле с «Письмом к съезду» Ленина, тем более что это будет как бальзам на душу начальнику следственного отдела НКВД Грузии Николаю Рухадзе. Да, да, этот двоечник, в своё время отчисленный за неуспеваемость из гимназии, уже взлетел так высоко, а впереди его ждёт ещё более головокружительная карьера министра госбезопасности Грузии.

Василий Киквадзе выбрал второй путь, справедливо рассудив, что это признание понравится Рухадзе, поскольку позволит ему взять реванш за ту неудачную попытку ареста Василия, которая случилась в 1927 году в Батуме. Поэтому на первом же допросе 26 апреля он заявил следователю, что был связан с покойным Степаном Майсурадзе, который дал ему «Письмо к съезду». Рухадзе, вот уже десять лет жаждавший мести, лучшего подарка и не ожидал.

Однако следствие жаждало ещё более убедительной победы и старалось присовокупить к признанию ещё и причастность подследственного к троцкизму.

— Вы ведь близкий родственник Владимира, Михаила, Николая, Шалвы и Оли Окуджава! — орал следователь, но Василий упрямо повторял, что он всего лишь двоюродный брат всех перечисленных, и только.

— Да, действительно, их мать много лет воспитывала меня ещё в Кутаиси, но никаких других, а тем более политических связей с её детьми у меня никогда не было.

Особо настаивать не стали, достаточно было и «Письма», к тому же дел было по горло и без Васи Киквадзе. Следователь молча, не поднимая головы, записал его слова и передал протокол для прочтения и подписания.

А 12 июля Василий на стене в уборной увидел свежую надпись углём: «Сегодня ночью расстреляны: Мдивани, Окуджава, Торошелидзе, Элиава, Чихладзе». Может, потому и не настаивал следователь на связи с Михаилом — дело того уже было закрыто…

20 сентября менее чем за пять минут состоялся суд. Военная коллегия Верховного суда дала Василию десять лет, и через две недели его отправили по этапу. Но буквально за несколько дней до этого судьба успела преподнести Васе Чёрному подарок — встречу, о которой он не мог и мечтать.