Булат Окуджава: «…От бабушки Елизаветы к прабабушке Элисабет»

Но на родину Мелик не уехал, остался здесь же, в Дудинке. Ехать ему было некуда. Годы, проведённые вдали от дома, разрушили его семью. Мелик продолжал работать на базе, только теперь вольнонаёмным. Он нашёл женщину, такую же, из вольнонаёмных, с которой соединил остаток своей жизни. Её звали Галя Потапова.

Теперь у Мелика стало ещё больше возможностей помогать своим собратьям по несчастью. Вот письмо, посланное им жене одного из умерших в лагере заключённых:

Ваш супруг Сестрак Бабаджанов умер от воспаления лёгких. Он был исполнительным и добросовестным человеком, за что пользовался уважением. Я познакомился с Сестраком в лагере. Мы часто беседовали обо всём. Он очень беспокоился о семье, детях. Он жил воспоминаниями о Вас, о доме.

Деньги, которые я посылаю, 350 рублей, были на его личном счёте, остальные 150 рублей я посылаю от себя на нужды семьи. Если у Вас будут какие-либо трудности, пишите, и я по возможности постараюсь помочь.

Я разделяю горе, постигшее Вас. Кланяюсь всем родственникам.

Арташес Агабегович Мелик-Оганджанян

Десятилетний срок Василия Киквадзе истекал, и 21 апреля 1947 года он освободился. Получил 4 кг хлеба, 2 кг селёдки и справку: «Настоящая дана Киквадзе Василию Максимовичу в том, что он с 20 сентября 1939 года по 21 апреля 1947 года действительно содержался в Норильских исправительно-трудовых лагерях в Дудинке. Настоящая справка действительна по 21 октября 1947 года».

Почти все освобождавшиеся оставались в Дудинке, возвращаться домой не решались. Но Василию Максимовичу очень хотелось побывать на родине, повидать оставшихся немногочисленных родственников, сходить на могилу матери. Это было не так-то просто сделать: на Большую землю, на материк, можно было попасть только в навигацию, то есть летом. Почти до конца июня на Енисее стоял лёд. Билеты на первые теплоходы были проданы ещё зимой, поэтому вопрос об отъезде откладывался надолго.

Так как времени до отъезда было много, Василий пока оформился на ту же продовольственную базу, но уже как вольнонаёмный, и стал готовиться к поездке. Запасался сухарями, запасался ватной одеждой, сапогами, валенками, чтобы дорогой менять их на еду.

Наконец Енисей освободился ото льда, и теплоходы пошли, но ещё целый месяц пришлось ждать своей очереди. И всё же настал день, когда теплоход «Чкалов» забрал Василия Киквадзе из этого ужаса, как тогда казалось, навсегда.

Дорога предстояла долгая. По реке нужно было добраться до Красноярска, оттуда поездом до Москвы, а уж оттуда — в Тбилиси. По слухам, в Красноярске скопление желающих выехать исчислялось тысячами, попасть на поезд было невозможно, и было совершенно непонятно, удастся ли вообще добраться до дома. Но очень хотелось.

До Красноярска добрались только на пятые сутки.

Вся привокзальная площадь была заполнена бывшими зэками. А теплоходы каждый день всё подбрасывали и подбрасывали сотни и сотни новых освободившихся. Билетная касса всё время была закрыта, а если и открывалась на несколько минут, то только для командировочных или сотрудников НКВД. Проходящие поезда были забиты до отказа, ехали на крышах, в тамбурах, висели на подножках.

В магазинах города было пусто, а на чёрном рынке деньги ничего не стоили. Хлеб, сало, сахар, махорку можно было только выменять. Очень пригодились Василию припасённые заранее тёплая одежда и обувь.

Люди спали прямо на земле, в том числе и женщины с грудными детьми. Свирепствовали болезни. Почти всех мучил кровавый понос. Многие умирали тут же, на вокзале, только-только получив долгожданную свободу, да так и не успев насладиться ею. Рядом с Василием младенец у женщины на руках всё время плакал, раздражая криком окружающих. Наверное, у него болел животик. А может, хотел есть. Потом он, наконец, затих и больше никому не мешал…

Вся его коротенькая жизнь прошла в заключении, и вот он, наконец, освободился. Окончательно и бесповоротно.

Теперь нужно было похоронить маленького гражданина великой страны, и Василий отправился на поиски досок, чтобы сколотить гробик. Просил у коменданта вокзала, в станционных мастерских, у уполномоченного — два дня ходил, но тщетно. В сердце сибирской тайги не нашлось деревяшки, чтобы по-людски закопать в землю грудного младенца. С трудом удалось найти какие-то старые ящики, из них и соорудили некоторое подобие гроба…