Читаем Бумажный грааль. Все колокола земли полностью

И вдруг его лоб пронзила боль. Аргайл зажмурился и закрыл лицо руками. Стекла вздрогнули от громового раската, затем все стихло. Мелодия внезапно зазвучала громче, словно гроза своим электричеством усилила мощность колонок. Боль ушла, и Аргайл глубоко, благодарно вздохнул. Ничего страшного. Он приготовился слушать дальше, однако в мотив закрался некий диссонанс, что-то не складывалось. Конечно, он давно не проигрывал эту пластинку…

А музыка все раздувалась, создавая в комнате давление, совсем как воздух – в камере автомобильной шины. Аргайлу даже почудилось, будто стены выгибаются наружу, вибрируя в такт басам. Стекла дребезжали в рамах – гудели, подобно рою насекомых… Головная боль вернулась, на этот раз постепенно – сперва он ощутил давление на глазные яблоки, а затем оно перекинулось на лоб и виски, точно мозг вдруг начал распухать.

Аргайл нащупал бокал, набрал в рот бурбона и выплюнул обратно. Поднявшись с кресла, он со стуком поставил бокал на столик. И вдруг, к его ужасу, напиток в бокале загорелся! Пламя скользнуло по стенкам – и вот уже вспыхнула лужица, пролитая на стол! Аргайл хлопнул по столешнице, разбрызгав полыхающую жидкость на ковер и перевернув бокал. Его рука тоже загорелась! Он сбил пламя о спинку кресла и затоптал сполохи на ковре.

Музыка превратилась в невыносимую какофонию, сравнимую с верещанием сотни попугаев. От ковра поднимался дымок, и Аргайл, упав на колени, грохнул по тлеющему месту кулаком. Воняло паленой шерстью. Он вновь обхватил руками голову, с трудом поднялся на ноги и, шатаясь, побрел к стереосистеме. Из открытого рта вырвался низкий стон. В музыке ему мерещились загадочные голоса, лязг машин, бессвязные стенания, а еще – глухой стук где-то под фундаментом, словно какой-то механический зверь шел по его следу. Казалось, вот-вот земля разверзнется, поглотив весь дом, и он, Аргайл, провалится в преисподнюю.

Он сбил с проигрывателя тонарм, и от внезапной тишины перехватило дыхание. Теперь Аргайл не сомневался: что-то пошло не так. Затея с големом не сработала! Кругом обман! Все его предали – Стеббинс, Питенпол, эта проныра Биггс и проклятый Бентли. Даже Айви его предала! Вся эта шайка сговорилась, чтобы его погубить!

Тут он заметил, что тишина была отнюдь не абсолютной. Издалека – с колокольни Святого Духа – доносился вечерний звон. Аргайл взвыл: эти святоши продолжали его травить! Он прижал к ушам ладони, и весь мир превратился в вибрирующий камертон – огромный колокол, способный расщепить своим звоном на атомы.

Аргайл кругами ходил по дому, перемещаясь из комнаты в комнату и включая свет – каждую лампочку, что попадалась на пути. Он скулил, чтобы заглушить колокольный звон, громко говорил сам с собой, цитируя старые стихи, которые выучил еще в школе по воле строгих учителей. Он понял то, что следовало понять давно, и этот факт поверг его в отчаяние: он был один, совершенно один! Некому звонить, не у кого просить помощи. Точно так же закончили Лерой и Нельсон. Когда умер Джордж, всем было плевать – даже его так называемым друзьям. Друзьям – в первую очередь!

Аргайл вернулся в гостиную, то и дело оглядываясь на пустынные комнаты, одинокие тени в углах…

Он замер, прислушиваясь. Колокола смолкли, но вряд ли надолго. Во дворе шаркали чьи-то ботинки. К занавешенному окошку в двери приблизился силуэт.

– Войдите! – вырвалось у Аргайла.

Сейчас он был бы рад любой компании. Даже Лоримеру Бентли. Он устремился в холл и распахнул дверь настежь, впуская в дом ночной воздух, приглашая в гости весь мир.

На крыльце, однако, никого не было.

– Кто здесь? – крикнул Аргайл, перешагнув порог и вглядываясь во тьму за пределами освещенной террасы.

В тени под платаном что-то шевельнулось. На газоне маячила фигура – сгорбленная, как нищий со старинной иллюстрации.

– Убирайтесь! – срывающимся голосом рявкнул Аргайл. – Я вызову полицию!

Человек повернул голову, и его глаза, отразив свет лампы, на миг блеснули красным. У Аргайла кровь застыла в жилах. Нижняя челюсть незваного гостя болталась, как на шарнире. Плоть человека – или существа – обуглилась, почерневшая одежда висела лохмотьями.

Это был голем – оживший, вернувшийся оттуда, куда его отправили.

Дверь позади Аргайла с грохотом захлопнулась, да так, что содрогнулось все здание. Он дернул за ручку. Закрыто! И в карманах пусто! Ключи от дома остались внутри. Задняя дверь заперта, окна тоже.

И тут Аргайл понял с ужасающей ясностью: существо вернулось за ним! Точнее, его прислали.

Со стороны Главной площади донесся звон: в церкви Святого Духа пробили очередной час.

Аргайл сел в кресло из ротанга, стоявшее на террасе, и крепко схватился за подлокотники. Он не сдвинется с места! За чем бы существо ни явилось, куда бы ни хотело его увести – без боя он не сдастся. Пусть чудище тащит его на себе! А вначале – одолеет врукопашную! Он будет лягаться и вопить до последнего.

Перейти на страницу:

Похожие книги

И пели птицы…
И пели птицы…

«И пели птицы…» – наиболее известный роман Себастьяна Фолкса, ставший классикой современной английской литературы. С момента выхода в 1993 году он не покидает списков самых любимых британцами литературных произведений всех времен. Он включен в курсы литературы и английского языка большинства университетов. Тираж книги в одной только Великобритании составил около двух с половиной миллионов экземпляров.Это история молодого англичанина Стивена Рейсфорда, который в 1910 году приезжает в небольшой французский город Амьен, где влюбляется в Изабель Азер. Молодая женщина несчастлива в неравном браке и отвечает Стивену взаимностью. Невозможность справиться с безумной страстью заставляет их бежать из Амьена…Начинается война, Стивен уходит добровольцем на фронт, где в кровавом месиве вселенского масштаба отчаянно пытается сохранить рассудок и волю к жизни. Свои чувства и мысли он записывает в дневнике, который ведет вопреки запретам военного времени.Спустя десятилетия этот дневник попадает в руки его внучки Элизабет. Круг замыкается – прошлое встречается с настоящим.Этот роман – дань большого писателя памяти Первой мировой войны. Он о любви и смерти, о мужестве и страдании – о судьбах людей, попавших в жернова Истории.

Себастьян Фолкс

Классическая проза ХX века
Зверь из бездны
Зверь из бездны

«Зверь из бездны» – необыкновенно чувственный роман одного из самых замечательных писателей русского Серебряного века Евгения Чирикова, проза которого, пережив годы полного забвения в России (по причине политической эмиграции автора) возвращается к русскому читателю уже в наши дни.Роман является эпической панорамой массового озверения, метафорой пришествия апокалиптического Зверя, проводниками которого оказываются сами по себе неплохие люди по обе стороны линии фронта гражданской войны: «Одни обманывают, другие обманываются, и все вместе занимаются убийствами, разбоями и разрушением…» Рассказав историю двух братьев, которых роковым образом преследует, объединяя и разделяя, как окоп, общая «спальня», Чириков достаточно органично соединил обе трагедийные линии в одной эпопее, в которой «сумасшедшими делаются… люди и события».

Александр Павлович Быченин , Алексей Корепанов , Михаил Константинович Первухин , Роберт Ирвин Говард , Руслан Николаевич Ерофеев

Фантастика / Классическая проза ХX века / Самиздат, сетевая литература / Ужасы / Ужасы и мистика
Полет Сокола
Полет Сокола

Армино Фаббио работает гидом в туристической компании. Вместе с туристами на автобусе он переезжает из одного города Италии в другой. Такой образ жизни вполне его устраивает. Но происшествие, случившееся в Риме (возле церкви убита нищенка, в которой Армино узнает служанку, когда-то работавшую в доме родителей), заставляет героя оставить работу и вернуться в Руффано — городок, где прошло его детство. Там неожиданно для себя он находит брата, который считался погибшим в 1943 году. Хотя вряд ли эту встречу можно назвать радостной. Альдо, профессор университета, живет в мире собственных фантазий, представляя себя герцогом Клаудио, по прозвищу Сокол, который за несколько веков до настоящих событий жил в Руффано и держал в страхе все население городка. Эта грань между настоящим и будущим, вымыслом и реальностью, на первый взгляд такая тонкая, на деле оказывается настолько прочной, что разорвать ее может только смерть.

Дафна дю Морье

Классическая проза ХX века