Бунич Игорь – В центре чертовщины

следовать через мост Ушакова, как водится, попёрли прямо по набережной и немедленно

образовали новую пробку. Поперёк моста Ушакова лежал трамвайный вагон.

Бульдозерный танк поволок его на другой берег, но не доволок и, ломая ограждение моста,

сбросил в воду.

Постоянно тормозя, Бен-Цви ругался уже только по-русски. Каменноостровский мост

оказался разведённым. Пока его сводили, на Каменном острове скопилась, наверное, целая

дивизия. Впереди нас затесались три танка и несколько амфибий американской морской

пехоты. Неведомо откуда взявшаяся колонна бельгийских танков оттеснила всех и пошла

по Кировскому проспекту, поперёк которого красовался лозунг: “Православная и

неделимая Россия — залог будущего нашего народа!” На тротуаре валялся огромный

портрет Мао с выколотыми глазами, а над ним — полинявший, но каким-то чудом

сохранившийся лозунг: “Слава КПСС!” Бельгийские танки устроили на проспекте

мёртвую пробку. Вокруг них образовались первые жидкие островки горожан, которые,

видя, что никто не стреляет, осмелились выйти из домов.

Мы свернули на Песочную набережную и поплелись за бронетранспортёрами

морских пехотинцев. Я включил радио и слушал какую-то неведомую станцию, вещавшую

на русском языке о том, что православие суть не что иное, как слегка перелицованное

жидовство, и что только в чарующей величественности ислама русский народ обретёт

блаженство духовного возрождения. Вообще-то, я должен был настроиться на совсем

другую частоту и ожидать “коррекции ранее полученных приказов”, но я не делал этого

принципиально, поскольку никаких приказов, по крайней мере в течение ближайшей

недели, выполнять не собирался и серьёзно подумывал о дезертирстве. В крайнем случае

скажу, что радиостанция на моём джипе сломалась, если Бен-Цви меня не заложит, а

заложит — и чёрт с ним.

Мы проскочили Вяземский переулок и, проехав по набережной Карповки, свернули

на Гислеровский проспект. Я курил, продолжая размышлять и слушать передачу о

необходимости перехода всей России в ислам, поскольку именно ислам является главным

врагом жидовства. Мы приближались к Зелениной улице. Из окон домов торчали

американские флаги, грубо нарисованные на простынях.

Неожиданно я услышал выстрел, затем другой. Бен-Цви резко затормозил. Завизжали

гусеницы останавливающихся танков и бронемашин, из которых посыпались морские

пехотинцы, прижимаясь к стенам домов. Я вышел из машины и, прижимаясь к стене

углового дома, подошёл к солдатам, теснившимся в нише подъезда.

— Что случилось?

— Какие-то фанатики, сэр, — ответил мне молоденький лейтенант морской пехоты,

— засели на крыше вой того дома и ведут огонь по перекрёстку.

— Так ахните по ним с танка, — предложил я. — Одним снарядом вы сметёте крышу

вместе с ними.

— Нам это категорически запрещено, сэр! — твёрдо ответил лейтенант. — Мы не

должны повторять немецких ошибок. На выстрелы совсем не обязательно отвечать

выстрелами, сэр.

Тут он заметил слово “Раша” у меня на плече, потому что больше не называл меня

“сэром”. Через улицу перебежало несколько солдат во главе с сержантом. Сержант, тяжело

дыша, доложил:

— Их примерно дюжина, сэр. У них пулемёт, пара гранатомётов и, кажется,

несколько автоматов. Это, наверное, те террористы-смертники, о которых нас

предупреждали, сэр.

Лейтенант кивнул.

— Что вы намерены предпринять? — поинтересовался я.

— Идите, ради Бога, в свою машину, — сказал лейтенант, — пока вас не

подстрелили. Мы здесь как-нибудь разберёмся.

Я пожал плечами, но остался в подъезде. На перекрёсток полетело несколько банок,

из которых повалил густой чёрный дым. Танки, опасаясь гранатомётов, трусливо отползли

задним ходом подальше от перекрёстка. Под прикрытием завесы солдаты бросились в

подъезд дома. Пулемётчики на транспортёрах приникли к прицелам, ожидая команды.

В клочьях рассеивающегося дыма снова открылась крыша, на которой я увидел

человеческую фигуру, державшую в руках что-то действительно похожее на гранатомёт.

Лейтенант что-то крикнул в микрофон висевшего у него на груди транзистора.

Прогрохотала очередь с одного из транспортёров. Фигура на крыше отпрянула. Затем на

краю крыши появились двое солдат и отмашкой флага показали, что путь открыт. Танки

медленно поползли через перекрёсток.

Минут через десять появились солдаты штурмовой группы, ведя с собой

здоровенного малого со всклокоченной бородой и развевающимися по ветру остатками

волос. Сзади шёл сержант и с несколько смущённым видом нёс одноствольное охотничье

ружьё 16-го калибра.

— Остальных убили? — с тревогой спросил лейтенант.

— Он был там один, сэр, — с улыбкой доложил сержант. — А это ружьё — всё, что у

него было. И три патрона к нему.