Бунич Игорь – В центре чертовщины

А между тем, “террорист” что-то ревел, пытаясь вырваться из рук морских

пехотинцев. Я же остолбенел, поскольку сразу узнал его.

— Спросите его, почему он стрелял, — обратился ко мне лейтенант.

— Юра, — сказал я, — здравствуй, Юра. Ты узнаёшь меня?

Он взглянул на меня, и его глаза налились кровью. Он рванулся, солдаты повисли на

нём, заламывая руки назад.

— Ты! — заревел он. — Это ты их привёл сюда, жидовская морда! Убью, сволочь! —

Неожиданно он обмяк. Слёзы потекли по его заросшим щекам, пропадая в бороде. С

укором взглянув на меня, он хрипло проговорил. — Здравствуй, они убили Жаконю, — и

закрыл лицо руками. Солдаты отпустили его, а я быстро сказал лейтенанту:

— Солдаты, по-видимому, случайно убили фокстерьера, принадлежавшего этому

господину. Он очень любил свою собаку и, находясь в состоянии стресса...

Американцы остолбенели. Так любить фокстерьера, чтобы броситься с охотничьим

ружьём на колонну танков? Это да! Вот он по-настоящему свободолюбивый и гордый

народ, который не прощает никаких оскорблений. Защёлкали фотоаппараты, запечатляя

плачущего Юру Кашина. Какой-то танкист, высунувшись из люка, стрекотал кинокамерой,

а я отправился разыскивать свой джип в толчее образовавшейся пробки...

Вечером я вернулся на это место пешком. Действовал комендантский час, патрули

несколько раз проверяли мои документы. Я пошёл дальше по Геслеровскому и через пару

кварталов оказался в подворотне сравнительно ещё не старого дома и поднялся на второй

этаж в угловой парадной. На дверях висела старая знакомая табличка. Я постучал. Дверь

открылась. Это был он. Он слегка осунулся за эти годы, в бородке появилось несколько

седых волос, но в целом он изменился мало.

Я уже был наслышан, что при китайцах он окончил ещё один университет марксизма-

ленинизма и занимался подделкой долларов, которые кормили полгорода. Осветив меня

керосиновой лампой, он сказал.

— Это потрясающе, что ты сегодня пришёл. От меня только что ушёл Кашин. Он

видел тебя сегодня днём на углу Геслеровского и Зелениной, когда американский грузовик

задавил Жаконю.

Я скорбно кивнул.

— Оказывается, — продолжал он, понизив голос, — у Кашина было пять совершено

одинаковых Жаконь, а мы все эти годы даже не подозревали об этом!

Неожиданно через открытые окна донёсся пьяный рёв, заглушающий рычание

дизельных двигателей: “Жаконя-Жаконя, я выйду из огня, мы встретимся в прекрасный

час заката..." — вопили пьяные польские парашютисты.

Я облегчённо вздохнул: поляки, поблуждав по городу, всё-таки вышли на

предписанный им маршрут без всяких указаний с моей стороны. Инициатива — основа

боевой подготовки, что я неоднократно доказывал на многочисленных штабных

конференциях.

Этот рассказ был написан в начале 70-х годов, и позже, в ожидании обысков и

ареста, был автором в числе других рукописей уничтожен.

Единственный экземпляр сохранил герой рассказа Юрий Кашин.

Спасибо тебе, Юра !

ЧАСЫ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА III

При общении с Василием Лукичём я всегда испытывал какое-то странное чувство,

весьма похожее на зависть. И дело не только в том, что мне бы очень хотелось, доживи я

до восьмидесяти пяти лет, выглядеть столь же моложавым и подтянутым, как он, с той же

ясностью мысли и чувством юмора, столь не свойственными всем другим представителям

его героической профессии, которым сподобилось дожить до наших дней.

Дело именно в ясности ума Василия Лукича, знавшего и помнившего столько из

тёмной нашей “византийской” истории, что только на его воспоминаниях можно было

создать параллельную публичную библиотеку, так и назвав её “Публичная библиотека им.

Василия Лукича”. Василий Лукич — это ходячий архив. Впрочем, это сравнение не совсем

правомочно. Ни в одном архиве вы не обнаружите и намёка на те сведенья, которые хранит

память этого человека.

Увы, Василий Лукич говорит мало. Все применяемые мною приёмы разговорить его,

как правило, заканчиваются неудачей, выбивая из него стереотипные реплики:

“А зачем тебе всё это знать?”, “На кого работаешь?”, "Лучше тебе подобных вещей не

знать, а то в дурдом попадёшь”. Последняя реплика уже наших дней. Раньше Василий

Лукич говаривал: “Лучше тебе этого не знать, а то быстро в ящик сыграешь”. Я надеялся,

что после августа 91-го года он разговорится, а то и мемуары настрочит, взяв меня в

качестве литературного обработчика. Ничуть не бывало.

— Василий Лукич, — пристаю я к нему, — напишите мемуары. А я издам. Смотрите,

все ваши ветераны уже затопили книжный рынок своими мемуарами. А вы столько знаете

и молчите.

— Ветераны, — смеётся Василий Лукич. — Кого ты называешь ветеранами? Их в 91-

м из КГБ турнули, так они себя ветеранами возомнили. Разве это ветераны? Настоящих

ветеранов, скажу тебе, ныне раз-два и обчёлся...