Бунт

На рассвете, когда они встали, чтобы отправиться в путь, весь лагерь был уже на ногах и лишь ожидал распоряжений.

– Что же их так переменило! Стоят, словно ягнята, – удивлялся Рекс.

– Нет ли здесь какого обмана? – беспокоилась волчица.

Рекс, вскочив на своего жеребца, направился к голове шествия, волчица бежала рядом с ним, а все стада, насколько хватало глаз, стояли в полной готовности.

– На восток! К солнцу! На восток! – завыли овчарки.

И стада двинулись, будто бескрайние воды, ровно, спокойно и безмолвно потекли к горам, сверкающим вдали серебристыми ледяными вершинами.

VIII

Дни, словно серо-голубоватые колеса, покатились гладко, тихо, монотонно и были так похожи друг на друга, что уже было непонятно, не является ли сегодняшний день завтрашним и не становится ли вновь вчерашним. Они переливались медленно и лениво, будто глубокие бескрайние воды, заполняющие собой весь мир. Дни эти поднимались на рассвете, бледные, без зари, серые, и, будто вечные, неутомимые пилигримы, отправлялись в бесконечную дорогу. Они миновали хмурые полдни, брели сквозь похоронные сумерки и впадали в тяжкий сон черными ночами – ночами без звезд и луны, похожими на хранящие вечное молчание могилы. И так было каждое утро, всегда и постоянно.

И каждое утро одно и то же небо распускало над миром свою грубую серую пряжу.

И каждое утро один и тот же блеклый мертвый свет будто сыпал в глаза мелким, проникающим всюду песком.

И каждое утро в сердцах пробуждалась одна и та же болезненная неведомая тоска и, словно кнутами, гнала их дальше, все дальше.

А горы, сверкающие серебристыми снежно-ледяными фантомами, были все еще недосягаемыми и все такими же далекими. И дорога под ногами все никак не кончалась. Стада шли неустанно такой широкой волной, что могло показаться, будто все вокруг двигалось вместе с ними, будто огромный корабль нес их сквозь пустыню вселенной. В этой монотонности одинаковых холмов, одинаковых деревьев, одинаковых рек и одинаковой серости дней никакие глаза не могли распознать проплывавших мимо неба и земли. Ветра не дули, дожди не шли, не донимало солнце, не кусался мороз. Дни шли за днями, похожие друг на друга, как рассыпавшиеся четки. Поэтому иногда казалось, что, несмотря на постоянное движение вперед, они стоят на одном месте. В конце концов эта монотонность подчинила всех своей совершенной серостью, молчанием и мертвым спокойствием. Умолкли споры; прекратились распри и возмущения. Не было сопротивления, рева, жалобного блеяния. Стирались даже врожденные отличия. Одна судьба так уподобила их внутренне, что они уже не различали друг друга. Жеребята брели вместе с волками, свиньи в холодные ночи искали тепла под коровьими брюхами, телята шли рядом с жеребцами, а старые волы тащились с опущенными головами вместе со свиньями. Они превратились в одно огромное существо с общим чувством, толкаемое вперед общим инстинктом. Даже воспоминания не выбивали никого из этого железного равновесия. Все, что было когда-то – давняя жизнь, люди, давние горести и радости, – все стерлось из памяти, словно прошлогодние стебли на отдыхающем поле, и рассыпалось в прах.

Они брели, не задаваясь мучительными вопросами, полностью покорные.

Самая жалкая пища была им по вкусу, голая каменистая земля давала приятный отдых натруженным костям, а сон приносил полное забвение. Каждый день на рассвете журавлиные крики поднимали их на ноги, а песий и волчий лай гнал их все дальше и дальше.

– Там, за горами, уже недалеко! – часто выл Рекс, подбадривая их.

И они шли к этим горам с еще большими силами, упорством и безумием непоколебимой веры, что скоро достигнут этой земли обетованной. Глаза, будто сияющие слезной мольбой и немым криком тоски, раз за разом поднимались к этим вожделенным и таким страшно далеким вершинам.

Наконец, по прошествии многих таких дней, как-то на закате они неожиданно достигли того места, где ранее ровная земля вдруг внезапно обрывалась, спадая зубчатыми обрывами в какое-то ущелье, похожее на бездонную пропасть. Из темных, источающих перегнившую влагу оврагов и расщелин раздавалось далекое бормотание потоков и бесконечное эхо то ли безумных бурь, то ли громов, то ли рычания диких зверей.

Встревоженные стада остановились перед этими вратами в незнакомые миры, с интересом прислушиваясь и принюхиваясь.

– Не двигаться, стоять на месте! – усердно предупреждали овчарки.