Бунт

Но и наутро, при свете солнца, вернулись те же сомнения и какие-то странные непонятные страхи. Рекс стал сторониться волчицы и при этом озаботился табунами, бегал между ними, осматривая отдельно почти каждого четвероногого. Вступал в дружеские беседы, пламенно убеждая всех в том, что цель путешествия уже близка. Указывал им на горы, за которыми должны были закончиться все страдания. Старался влить в них всю свою веру в счастливое завтра. И повторял своим громовым львиным голосом то, что услышал от журавлей. Делал он это со все большим рвением, ибо почувствовал усиливающееся среди них недовольство. Ему казалось, что он убеждает глухонемых. Они поднимали головы, впивались в него тяжелыми глазами, но ответом ему было лишь зловещее молчание. Пес удваивал усилия – ничего не помогало. Он находил лучшие пастбища, чистейшие источники, прохладные логова для полуденного отдыха – все напрасно. Недоверие росло с каждым днем все больше. Какая-то невидимая, но все более глубокая пропасть разверзалась между ними. А ведь они опять нажирались досыта. Он следил за тем, как наполнялись их впавшие бока, как начинала блестеть шкура и выпрямлялась спина. Даже их голоса становились громче и сильнее. И вместе с тем жалоб становилось все больше. Одной ночью он услышал их, когда под покровом туманов пробирался среди стад. Свиньи, поглощающие лежащие под кедрами орешки, лениво похрюкивали:

– Что это за еда такая! Горькая, как полынь, еще и гнилая. Эх, картошка с сечкой, картошка!

– Или вот эти травы, – ржал какой-то жеребец, – словно чертополох грызешь, так жгут пасть…

– Я бы все что угодно отдал за порцию овса или вязанку сена.

Коровы, едва заметные в густой и высокой траве, также постанывали:

– Жрешь целый день этот корм, а вымя все равно пустое и сил нет. Ох! Свекольные листья, жмых, клок сухого сена! Вот это был пир на весь мир.

И обленившиеся волы с брюхами огромными, словно бочки, всхлипывали жалобно:

– Целый день наклоняйся, щипли травинку за травинкой, а вечером пузо пустое, спина болит – а еще воду искать. К чертям собачьим такую свободу. Это счастье не для нас. Мы жили на всем готовом, из нашего корыта издалека едой пахло.

Даже глупые овцы беспрестанно блеяли, что им жарко в наросшей шерсти, которую некому было с них состричь.

Старый вол Пегий, который выбрался из леса сильно потрепанным и будто не в своем уме, бродил, не находя себе места, и время от времени ревел:

– Я говорил, что это плохо кончится! Я говорил! Ищите хозяина, ищите человека! Уу! Уу!

Рекс вернулся в логово опечаленный и разочарованный.

– Подлые куски мяса, – заскулила волчица, выслушав его рассказ. – Уже начинают жиреть на этих харчах.

– Нажираются по горло, ничего не делают – а больше им ничего и не нужно, – жаловался пес.

– Им здесь очень уж хорошо. Нужда вернет им разум. Надо двигаться дальше.

– Только вот боюсь, пойдут ли они? Я почувствовал в них ненависть! И за что? За что? Правда, пастбища уже вытоптаны, воды загажены. Как их сдвинуть с места?

– Обещаниями. Обещай им столько, сколько язык выдержит, – они поверят и пойдут.

– Как же так? – недовольно проворчал пес.

– Обещание пустяк, а дураку радость! Ты же не соврешь. Счастье – в надежде. Чем же они жили раньше? И еще говорят: надежда – утешение для дураков, а я бы выла на весь мир, что надежда – утешение для всех. Пусть овчарки разнесут будто бы тайную весть, что путешествие закончится в долине под горами, что там уже конец пути; там свобода и счастье. Их надо как-то расшевелить, ибо если они привыкнут к этому блаженному бездействию, то дальше не двинутся. В конце концов, им здесь совсем неплохо. Жрут досыта, человек их не режет, кнут над ними не свищет. Лишь бы там, куда ты ведешь, им не было хуже.

– Туда не ступала нога тирана, – яростно прорычал Рекс. – Это хороший совет, но что будет потом, когда мы окажемся у подножия?

– Потом они забудут о том, что слышали раньше, и поверят новым обещаниям, и пойдут дальше. Их надо обмануть для их собственного счастья…

– Ну у тебя и ум. – Пес смотрел на нее со смесью восхищения и страха.

– Каждый свободный зверь должен думать своей головой, мы не зависим от человеческой милости.

– Надо уходить отсюда, здесь скоро начнутся бури и ливни.

– Я побегу потороплю отправление! Ты своим доверяешь?

– Псам! Как себе. Ты видела, что они всю дорогу были верны и преданны.

– Присматривай за этими крестьянскими дворнягами, они что-то замышляют против нас…

– Тебе только кажется, это вернейшие из верных. Овчарки даже тебя не подпускают к овцам.

– Еще такой не родился, что мог бы мне запретить! – презрительно заскулила волчица. – Я видела, как они крутятся по ночам среди табунов и о чем-то тихо брешут.

Сказав это, она тут же убежала, а Рекс отправился на нависающий над пастбищами скалистый уступ и, растянувшись на нем, принялся рассматривать окрестности.

Предгорье, словно зеленое, огромное, поросшее деревьями полотно, спускалось в необъятную долину, придавленную золотистой зарей.

За ней возносилась высокая стена гор, а далеко в стороне морская гладь сверкала ослепительной дрожью. Ласково обдувал теплый ветер.