Буржуазия и царизм в первой русской революции

Некоторые члены кадетской фракции, преимущественно провинциалы, разделяли опасение трудовиков о том, что молчание может быть истолковано в народе так, что Дума-де продалась и стала поддерживать правительственную точку зрения по аграрному вопросу. Поэтому они считали необходимым в целях успокоения сообщить населению о ходе работ Думы, подчеркнув, что основания этих работ противоречат тому, что изложено в правительственном сообщении. «Конечно, — говорил В. П. Обнинский, — полемика с правительством… нежелательна. Но не надо забывать, что мы живём в революционное время, когда такое соображение должно отступить на задний план» ³⁰².

Но аграрная комиссия голосами правых кадетов, мирнообновленцев, октябристов и буржуазных националистов отвергла предложение об обращении к населению и постановила представить в Думу доклад о ходе её работ в связи с правительственным сообщением ³⁰³.

4 июля в заседании Думы правые депутаты потребовали отложить обсуждение доклада аграрной комиссии вследствие возникших сомнений в «конституционности» обращения к народу. Дума большинством голосов отклонила это требование, но председатель Муромцев, явно стремясь к затяжке дела, предложил обсудить проект думского сообщения по аграрному вопросу в трёх чтениях, т. е. в данном заседании провести только общую дискуссию. Возражений не последовало, и Дума перешла к обсуждению вопроса по существу.

Противники обращения к народу утверждали, что оно вместо успокоения только разожжёт страсти, тем более что Дума ещё не уяснила себе объёма предстоящей земельной реформы и ей сказать, собственно, нечего³⁰⁴. Но открытые нападки на идею обращения встречали резкий отпор со стороны рабочих и крестьянских депутатов, и тогда кадеты прибегли к демагогической уловке. Они стали третировать проект обращения как шумный по форме и мелкий, ничтожный по содержанию, который-де не стоит и издавать. Но из признания недостаточности задуманного акта и желательности впоследствии опубликовать торжественный манифест к народу неожиданно предлагалось теперь ограничиться простым переходом к очередным делам.

Большая часть кадетской фракции подобно трудовикам и социал-демократам высказывалась за обращение к населению, но коренным образом расходилась с левыми фракциями насчёт целей этого акта. Для кадетов весь вопрос заключался в том, чтобы опровергнуть ложные сообщения и распространить правильные сведения о деятельности Думы, призвав население к спокойствию. «Воззвание наше должно служить к успокоению и умиротворению страны, — говорил депутат Езерский. — Мы должны сказать народу: потерпите ещё немного… мы боремся за вас, верьте нам, держитесь мирно и спокойно» ³⁰⁵.

Напротив, трудовики и социал-демократы предлагали подчеркнуть ту мысль, что Дума, видя своё бессилие, обращается к самому народу за помощью. По мнению И. В. Жилкина, «не мир и спокойствие, а организованная поддержка может вывести народ на настоящую освободительную дорогу… Мы знаем, что, когда будет неспокойно в стране в широком революционном смысле… когда народ сплотится вокруг Думы, она добьётся настоящего земельного и других законов (бурные аплодисменты)»³⁰⁶. От имени социал-демократической фракции И. И. Рамишвили предложил выкинуть последний абзац проекта обращения, где население призывалось ждать спокойно и мирно решения Думой аграрного вопроса, и вместо этого подчеркнуть, что «только народное, крестьянское восстание… может разрешить земельную нужду крестьян» ³⁰⁷.

Таким образом, кадеты взывали к народному спокойствию, а левые депутаты — к революционным силам.

6 июля на заседании Думы предстояло окончательно принять текст обращения. Но накануне, вспоминает Езерский, «стали распространяться слухи, что предположение образовать думский кабинет, о котором никогда так много не говорили, как в предшествующие дни, начинает терять почву, и колебание это вызвано именно проектом обращения к народу. Говорилось, что, если это обращение пройдёт, самому существованию Думы угрожает опасность. В высших сферах приняли это обращение чуть не за революционный манифест» ³⁰⁸. Вечером 5 июля по фракции и утром 6 июля в передовице «Речи» Милюков предупредил об опасных последствиях этого шага, который может быть истолкован как неконституционный. Но фракция огромным большинством всех голосов против пяти отвергла предложение заменить обращение мотивированным переходом к очередным делам.

Кадеты очутились в тисках между реакционным самодержавием и революционным народом ³⁰⁹. Отказ от контрсообщения по первому предостережению сверху дискредитировал бы Думу не только в глазах демократических элементов, но и самой правящей клики. Это было бы признанием своего бессилия. В то же время обращение к народу давало повод обвинить Думу в революционных замыслах и явилось бы предлогом для её роспуска.