Буржуазия и царизм в первой русской революции

В национальном вопросе кадеты высказывались за автономное устройство Царства Польского при условии сохранения государственного единства и участия поляков в общероссийском парламенте на одинаковых с прочими частями империи основаниях. Это означало сохранение внешней политики и вооружённых сил в ведении русского царизма. По мнению кадетов, самоуправление должно было облегчить национальной буржуазии «умиротворение» Польши. Отражая нападки А. И. Гучкова на принцип автономии, П. Б. Струве говорил на ноябрьском съезде земско-городских деятелей: «Вы, А. И., желаете порядка. Автономия и даст Польше порядок. Почему же Вы, человек порядка, Гучков Москвы и России, обезоруживаете Гучковых Польши?» ¹

В аграрной программе говорилось о необходимости принудительного отчуждения частновладельческих земель. Но в комментариях к программе кадеты допускали отчуждение преимущественно тех имений, которые сдавались в аренду. Но от него освобождались имения, в которых хозяйство велось за счёт владельца. «Было бы целесообразно, — писал М. Я. Герценштейн, — чтобы отчуждение таких имений останавливалось там, где предстоит разрушение хозяйства, погибель вложенного в постройки и устройство имения капитала, расстройство сельскохозяйственных технических производств»². Мало того. По мнению Герценштейна, следовало бы установить не подлежащий отчуждению известный минимум, размер которого должен быть определён для каждой местности, для всех имений независимо от того, сдаются ли они в аренду или нет³. Таким образом, кадеты стояли в сущности за сохранение помещичьего землевладения, «лишь слегка очищая его от крепостнических черт и ведя к наименее быстрому, наименее свободному развитию капитализма, к развитию типа, так сказать, прусского, а не американского»⁴.

По рабочему вопросу в программе красовались лозунги: «свобода союзов», «право стачек», «8-часовой рабочий день» и т. д. Но затем шли оговорки о немедленном осуществлении 8-часовой нормы рабочего дня только там, где она в данное время возможна, и о постепенном введении её в остальных производствах. Туманность эта открывала лазейку для отступления от программы. Так, один из руководителей петербургской группы кадетов, Е. И. Кедрин, в одном интервью заявил, что 8-часовой рабочий день на практике у нас в России «это нечто немыслимое», так как «равносильно полному уничтожению русской промышленности». На вопрос корреспондента, почему же в таком случае в программе кадетской партии значится 8-часовой рабочий день, Кедрин ответил, что он поставлен «только как идеал, к которому следует стремиться»⁵.

Расплывчатость программы должна была придать кадетской партии «внеклассовые» или «общенациональные» черты и привлечь в неё самые разнообразные слои населения: либеральных помещиков, «прогрессивных» промышленников И торговцев, лиц Интеллигентных профессий, ремесленников, служащих, крестьян и даже рабочих.

Ноябрьский земско-городской съезд. Несмотря на обилие оговорок, «радикальная» программа кадетской партии оказалась не по плечу большинству земских и городских деятелей, которые после 17 октября резко повернули вправо.

Яркий свет на поправение земских и городских деятелей проливает их поведение на съезде 6—13 ноября в Москве. По отчёту кадетского «Права», «в течение съезда ежедневно прибывали телеграммы, сообщавшие о том, что скот вырезан, инвентарь сожжён, жизнь подвергается опасности и т. д. Естественно, что под этим давлением в момент открытия съезда царило смятение, скажем больше испуг…»⁶. Не удивительно, что первой мыслью испуганных членов съезда было, что необходимо бороться с революцией, а для этого нужно поддержать правительство, вотируя ему полное и безусловное доверие.

Представители «меньшинства» предложили образовать нечто вроде «преддумья» — совещательную комиссию из состава съезда «для содействия правительству в умиротворении страны».

Под впечатлением восстания на Черноморском флоте аналогичную позицию заняло было и большинство членов съезда, принадлежавших к только что образовавшейся кадетской партии. Председатель ЦК кадетской партии кн. Пав. Долгоруков заявил, что «надо подать руку помощи Витте»⁷. Только по получении известий о локализации восстания в Севастополе кадетское большинство съезда несколько оправилось от испуга и решило выразить условное доверие правительству ⁸.