Тимош оценил ситуацию, ворвался во вражеский лагерь и перерубил тех и других. Под саблями полегли и Калиновский, и его перессорившееся воинство. Лупулу ничего не осталось делать, кроме как принять «сватов» и обвенчать дочь с Тимофеем. А Украину весть о победе окрылила, народ воспрянул духом. Ян Казимир гневно спрашивал, как казаки осмелились на такое, но Хмельницкий с издевкой назвал битву «шалостью, свойственной веселым людям». Ответил, что сын с приятелями ехал на свадьбу, а по дороге повздорил с другой молодой компанией – с кем не бывает? Зато на панов и шляхту разгром подействовал, как отрезвляющий душ. Его восприняли как вызов, брошенный всей Польше. Склоки угасли. Король сумел возбудить мелкую шляхту, манил предстоящими грабежами, раздачей украинских земель – их предстояло всего лишь очистить от украинских хозяев.
Подключились папа римский, Венеция, Австрия, Франция, слали деньги, по Германии развернулась вербовка наемников. А к Хмельницкому для отвода глаз опять отправили делегацию, обещали королевское милосердие и прощение, если украинцы повинятся, разоружатся и вернутся к работе на помещиков. Тут уж гетман не выдержал, возопил: «Милосердия! Прощения! Да за что? За что?.. Так за этим вы приехали? Что вы, в самом деле, представляетесь простаками? Что вы строите со мною шутки? Долой шутки… Король готовится идти на меня войною, как ему угодно! Желаю, чтобы он был предводителем: я готов его встретить там и тогда, где и когда он захочет».
Россия не прекращала попыток урегулировать конфликт без войны. Ее послы продолжали демонстративные придирки, давали понять, что царь не бросит на растерзание православных. Но осторожность и миролюбие Алексея Михайловича паны расценили по-своему. Утверждались в мысли, что русские только пугают их, а сражаться не осмелятся. На предупреждения обращали все меньше внимания. В Бресте собрался внеочередной сейм, выделил королю деньги, дал ему право на посполитое рушенье. Мало того, сейм официально принял постановление о геноциде. Рассуждали – казаки представляют для Речи Посполитой угрозу вечных бунтов, поэтому требуется полностью уничтожить их. Русские дипломаты доносили: «А на сейме ж приговорили и в конституции напечатали, что казаков как мочно всех снести».
Это постановление уже начало воплощаться в жизнь. Точнее, в смерть и кровь. В марте 1653 г. 15-тысячное войско Чарнецкого вторглось на Украину. Захватило Коростышев, Самгородок, Прилуки. Все население было истреблено. Резали и вешали подчистую, старых и малых, мужчин и женщин. Поляки открыто провозглашали, что необходимо истребить «русских» (т. е. малороссов) до последнего человека.
А Хмельницкий, готовясь к схватке, отправил к царю посольство Бурляя и Мужиловского. Очередной раз просил о помощи «думою и своими государевыми ратными людьми» и о принятии Украины под покровительство. Но еще до того, как посланцы добрались до Москвы, Алексей Михайлович решил: настала пора браться за оружие. Началась мобилизация. 19 марта по уездам были разосланы грамоты стольникам, стряпчим, московским дворянам, им было велено к 20 мая прибыть ко двору «со всей службой». 23 марта государь издал указ воеводам переписать по городам «старых солдат» – отслуживших опытных резервистов. В России к этому времени существовало 15 полков «нового строя» – Алексей Михайлович повелел формировать еще 6 солдатских и рейтарских полков, создавался и первый гусарский полк. В армию призвали «даточных» – по 1 человеку со 100 крестьянских дворов из монастырских, церковных владений. Посланцы Хмельницкого воочию смогли увидеть – Россия поднимается всерьез, и теперь-то от них не скрывали: ответ на их просьбы будет положительным.
Тем не менее Москва в последний раз пробовала образумить поляков. К ним прибыло посольство князя Репнина-Оболенского. Оно повторило массу претензий об ошибках в титуле царя, о «бесчестных» книгах, о неком шляхтиче, грязно бранившем Алексея Михайловича на варшавских улицах. А потом Репнин предъявил ультиматум – государь готов простить Яна Казимира и прочих виновников, но за это король и паны должны вернуться к условиям Зборовского мира с Украиной, возвратить православные храмы, «которые были оборочены под унию», и впредь «не делать никакого притеснения православным». Поляки отмахнулись, даже не стали обсуждать подобных пунктов. Репнин узнал, что уже приняты противоположные решения, вообще искоренить малороссов и православную веру. Тогда он прервал переговоры и объявил, что «великий государь будет стоять за свою честь, сколько подаст ему помощи милосердный Бог».