Быль и легенды Запорожской Сечи

Польский командующий Калиновский, сменивший заболевшего Потоцкого, принялся приводить к покорности Брацлавское и Черниговское воеводства, лишенные самоуправления. Вешал, четвертовал, сжигал «бунтовщиков». Под защитой солдат в поместья возвращались шляхтичи. Мстили крестьянам порками и казнями, выколачивали из них разграбленное имущество. Невыплаченные подати за три года восстания объявляли недоимками, заставляли внести их. К бедам добавились голод и моровое поветрие. Жители Украины во множестве потекли через границу, в Россию. Черниговский казачий полк Ивана Дзиноковского ушел от поляков в полном составе. Его приняли на царскую службу, разместили в новой крепости Острогожске. Других селили на Слобожанщине, в районах Оскола, Воронежа.

Поляки возмущались, их послы в Москве жаловались, что беглых «хлопов» тепло встречают на русской земле. Но их протесты оставлялись без внимания, вчерашним подданным Речи Посполитой выделяли землю, давали пособия. Под Ливны и Воронеж стольник Леонтьев привез лично от царя 2 тыс. руб., их требовалось раздать беженцам «всем налицо… сполна без вычету» – на обзаведение хозяйством. Тех, кто посмеет обидеть переселенцев или вымогать с них какую-то плату, Алексей Михайлович сурово предупреждал: «И буде кто чем покорыстуетца, и мы на тех людей за алтын велим доправить по рублю, да сверх тово велим тем людем учинить наказанье безо всякой пощады». А воеводам из Москвы рассылались инструкции, что государь «тех черкас з женами з детями от гонения поляков велел принимать», «держати ласку и привет добрый и ничем черкас не оскорбити и ничего у них из государева жалования и из животов не имати». Напротив, обеспечить их всем необходимым «для их иноземчества и для их бедности, чтоб на вечное житье строились и государю служили».

Переяславская рада

Казалось бы, Белоцерковский договор был для поляков куда выгоднее Зборовского. Но сейм, собравшийся в начале 1652 г., его вообще не утвердил! Та самая шляхта, которая разбежалась из армии после битвы под Берестечко, катила бочки на своих товарищей, до последнего остававшихся в строю. Кричала, что надо было не заключать мир, а добить бунтовщиков. Ян Казимир согласился с разбушевавшимися дворянами. Заговорил о налоге на армию, созыве посполитого рушенья. Как бы не так! «Свободы» немедленно плеснули в обратную сторону. Идти на войну и раскошеливаться шляхте ничуть не хотелось, она напрочь разругалась с королем и провалила его предложения.

В ослеплении своих «вольностей» поляки теряли плоды побед. Украинцев сперва ошеломило возвращение магнатов, расквартирование коронных войск. Но началось не только бегство, возобновились бунты. Русские послы сообщали: «Крестьяне много перебили шляхты, панов своих». А Хмельницкий укреплял пошатнувшуюся власть. Вот он-то с самовольством не церемонился. Разгромил и казнил корсунского и миргородского полковников, вышедших из повиновения. Для видимости призывал исполнять Белоцерковский договор, но в реестр внес не 20, а 40 тыс. казаков. Не прекращал запрещенных по условиям договора связей с Москвой, Крымом, Турцией. Не забыл и свою идею альянса с Молдавией. Напомнил господарю Лупулу – почему до сих пор не выполнил обещания, не отдал дочку за Тимоша? Снова позвал татар и дал сыну казаков, чтобы шел добывать невесту. Лупул-то надеялся, что поражения отшибли свадебные настроения Хмельницкого. Поняв, что это не так, воззвал к полякам.

Два жениха его дочки, Вишневецкий и Потоцкий, успели умереть. Но оставался Калиновский, он заместил коронного гетмана, главнокомандующего Польши. Господарь согласился отдать ему руку Домны-Розанды, только бы избавил от напасти. Тот поднял солдат, разослал призыв к шляхтичам – вступиться за честь венценосной девицы. Собралось 20-тысячное войско. Калиновский привел его к горе Батог возле Брацлава. Но 22 мая 1652 г. подошли казаки с татарами, и защитники господаревой дочки заколебались. Поняли, что схватка предстоит не шуточная, и часть солдат заговорила, что им не заплатили жалованья. Взбунтовались и ушли. У шляхты благородный порыв тоже выветрился, она засобиралась уезжать. Калиновский взбеленился, приказал верной ему немецкой пехоте открыть огонь по беглецам. Шляхта ответила тем же.